Жюль Ренар - Дневник (1887-1910)

Хочется отдать себя ему, работать за него. Точно крыса, вылезшая из норы, я ослеплен этим великолепным зверем, обнюхивающим всю природу. Да, это не то, что стремиться в академики!

Хотел бы он стать богатым? Министром? Не могу этому поверить. Правда, он хочет драться с Деруледом, и это, может быть, явление того же порядка.

Просыпаюсь с мыслью посвятить ему новое издание "Буколик". Подумаешь, подвиг!

4 декабря. Женщина, которая стольких любила, что, когда подходишь к ней слишком близко, слышно, как в ее ухе - этой нежной раковине - гудят отголоски любовных признаний.

5 декабря. Уверенный, что доживу до восьмого десятка, я стараюсь щадить себя.

* Можно посадить свой эгоизм на цепь: но нельзя его убить, не приговорив самого себя к смерти.

12 декабря. Реальность убила во мне воображение, которое было вроде красивой и богатой дамы. Сама же реальность до того бедна, что я буду вынужден зарабатывать себе на хлеб.

15 декабря. Счастье жизни. Безногий калека катит по улице Роше в своей трехколесной повозочке, отталкиваясь двумя чугунными утюгами, и распевает во все горло.

* О, конечно, быть социалистом и зарабатывать много денег!

* Бывают в жизни некие туманы, из которых не хочется выходить; это состояние близкое к смерти. Если бы туман сгустился, и в самом деле можно бы сойти за мертвеца. Как это было бы просто! Разве намного труднее покончить с собой?

16 декабря. Наконец-то я узнал, что отличает человека от животного: денежные неприятности.

* Как легко остаться без головы! В любую минуту вас отделяет от смерти лишь клоунский бумажный обруч, ей-богу же, не так уж трудно прыгнуть! Нет тебя, вот и все.

* Валлотон упивается только горечью. Станет ему известно, что дама разводится, он тут же отведет ее в уголок и будет смаковать ее историю, как гурман, в одиночку.

* Трудно даже представить себе, до какой степени этот господин, прогуливающийся в глубочайшей задумчивости, способен ни о чем не думать.

* Сажусь за письменный стол. Весь сжимаюсь и жду. Я как ручеек, который согласен задержать свой бег, лишь бы отразить что-то. Не важно, если на берегах ничего нет!

* Женщина - это легкомыслящий тростник.

19 декабря. Семейный праздник социалистов из нашего Нивернэзского землячества.

У "Жюля" дама за конторкой говорит мне: "Подымитесь на второй этаж". Один социалист пришел с внучкой. Убогий зал, через который публика из нижнего этажа проходит в уборную. Я в смущении присаживаюсь к мраморному столику. Последним является Роблен. Ему говорят:

- Тут тебя какой-то гражданин спрашивает.

И я сразу понимаю, что буду здесь чужим.

Как к ним обращаться! граждане? соотечественники? господа?

- Что вы будете пить? Белое вино?

- Да.

Мужья с женами и ребятами. Впрочем, настоящих уроженцев Нивернэ среди них мало. Первым берет слово советник парижского муниципалитета, кажется, от округа Ла-Виллет. Похож на писателя Жюля Леметра, такой же крупный и жирный. Природа любит повторяться. Говорит громко и неинтересно.

Другой парижский советник - гражданин Фрибур, сначала отказывается, манерничает, а потом его не остановишь. Говорит он хорошо, неглупо и ясно, но он такого низенького роста, такое у него невыразительное еврейское лицо!..

Я не осмеливаюсь вынуть из кармана приготовленный заранее клочок бумаги. Я произношу свою незамысловатую речь. Это тоже не бог весть что, но все же лучше, потому что свое. Какая-то женщина продает мне женскую газету с целой программой требований.

Сотрудник газеты "Орор" пришел, чтобы меня послушать. Очень удивился, что я не прочел речь, которую подготовил и которую он намеревался попросить у меня для газеты. Он сказал:

- Я слышал, что вы резко говорили с Жоресом накануне его дуэли.

Начинают петь. Кричат дети. Присутствующих обходит мальчик и взимает с каждого по десять су. С меня денег брать не хотят. Я - гость. Я сижу как чужой, может быть, из-за ленточки в петлице или из-за того, что у меня слишком скромный вид, - вид человека, мнящего себя знаменитым.

22 декабря. Профессиональная тайна, а у них и профессии-то нет.

26 декабря. Я еще не настолько презираю театр, чтобы в нем преуспеть.

1905

1 января. Филипп. Уши у него отморожены, горят и шелушатся.

Вся деревня дрожит от холода.

* В Мариньи. Беседа о Викторе Гюго. Спрашиваю: продолжать ли? Слышу: "Да, да. Хоть всю ночь".

Холод. Географические карты, развешанные на классной доске, еле видны во мраке. Единственная лампа. Все толпятся возле печки.