Владимир Марков - Кенозёры

В ответ услышала:

— Мне торопиться нечего, можно и посидеть. А вот тебе рассиживать не советую. И к знахарке ходить не надо, поспеши-ка, родная, домой. Горюшко уже колобком закатилось в вашу избу…

Тут, как прибой на озере, зашумели от ветра сучья на мяндах, стали ломаться и падать на землю, на дороге поднялась песчаная вьюга, где-то совсем рядом загрохотал гром, потемнело всё вокруг, как осенней ночью. Через пару минут посветлело. Племянницы рядом не было. Мария тут только опомнилась от наваждения: ведь Анна-то умерла уж месяц назад, сразу после родов, оставив мужу-фронтовику родущуюся дочку.

В деревню Мария бежала, как нахлёстанная лошадь. Но опоздала. Там её ждало одно горе горькое, вдовье горюшко.

От своей деревенской родственницы, кенозёрки Таисии Фёдоровны Прокопьевой, наслушался я много забавных историй. Вот ещё одна из них.

— Ходили мы в августе за малиной к Шуй-озеру. Места там ягодные. Не по один год наведываемся, щелбаны (кузова) полные набираем. Компания-то у нас большая была: сестра Лидка со своим Колькой, их робята Федька и Васька да я. Пока к озеру шли, о тропинку грибов насшибали, по сумке каждый. Колька подсмеивался над нами: как выноситься будем, если ещё малины щелбаны наберём?

Вот вышли на большую дорогу, а малинник-то как раз на другой стороне и начинался. Подходим: ягоды с веток красными гроздьями свисают, у нас аж слюнки потекли. Сумки с грибами на межинку под кустик спрятали, набирушки достали и на горбыш малиновый стали подниматься. Слышим вдруг: кустарник сверху затрещал. Кого, думаю, леший несёт. А тут на прогалину медведь выкатился да и встал на задние лапы. Весь коричневый, в кости широкий, шкура на солнышке вся лоснится, морда ягодами вымазана, как у малого ребёнка. Мы прямо остолбенели, испугались. Не сговариваясь стали пятиться назад. На дорогу выскочили. Собака ещё Колькина с нами была. Та вся ощетинилась, стоит на дороге, к нам жмётся и лаем заливается. Мы тоже стали по пустым щелбанам стучать. Такой грохот учинили!

А медведь на пригорке стоит да в нашу сторону поглядывает. Тут нам ещё страшнее стало, и побежали все к тропинке, в сторону дома. Бежим, оглядываемся. А сеструха-то моя, Лидка, бежит задом, никак от сотоны-медведя отвернуться не может, будто под гипнозом. Так задом до самого леса и неслась, не отстала от нас. Вот потом, когда шли домой, и похохотали мы над ней.

Домой вернулись, конечно, без ягод, да и сумки-то наши пустые Колька потом принёс, через неделю. А мы с Лидкой да с робятами больше не осмелились идти к Шуй-озеру. Медведя побоялись.

В деревне прошло массовое крещение православных. Приехал московский священник и обратил в христианскую веру сразу аж восемнадцать человек, от малых детишек до седых старушек. Окропил их светлой водицей из озера, надел им на шеи крестики и, как полагается, в местной часовне совершил молебен. Батюшкиных крестиков всем не хватило, но, порывшись в бабушкиных сундучках, все вновь обретшие Господа ходили теперь с нательными крестами, как когда-то детишки с пионерскими галстуками.

Я, приехав в деревню, навестил свою тётку. Сын её, Серёга, сидел на лавке у окна, фыркал чай с молоком. На голой его груди поблёскивал медный крестик.

— Поздравляю, братан, — говорю ему, — со святым крещением. Наслышан уже. Теперь наша деревенька воистину православной стала, даже пить все разом бросили. В магазине на полках шаром покати — не звякнет. Да и ты, гляжу, чаёк с молочком попиваешь. Что, раб Божий, совсем завязал?

— Завязал бы, может. Да дьявол-спиритус разве даст покой от этого зелья? Из каждой подворотни рожки тебе показывает. Норовит подхватить тебя под белы ручки и стаканчик в зубы сунуть. А в другой раз и за шиворот схватит да как рявкнет: «Пей!» Устоит разве грешная душа? Не устоит! До Бога далече, а до дьявола — один шажочек! А в магазине теперича водку никто не покупает. Пьют что подешевле — ведь в редком доме ныне не гонят самогонку. И пьют — как всегда пили, ещё похлеще. Одним крещением пьянство не искоренишь.

В Рождественскую ночь была я в гостях у подруги. Собрался небольшой девичник: четыре разведёнки, лишь хозяйка — замужняя. Но её благоверного в ту ночь дома не было. Поужинали с шампанским и водочкой, поплакались друг дружке на судьбу одинокую, потом песен напелись и решили развлечься: погадать на блюдечке. В доме нашлись чистый лист ватмана, свечи и фарфоровое блюдечко. Одна из нас — художница — начертила круг, расписала его алфавитом и цифрами. И мы уселись за стол.