Юрий Цыганков-Серебряков - Сын эпохи

Гружёные чемоданами, сумками, узлами, баулами телеги уже готовы были отправиться в путь, как вдруг, Галя вышла из толпы крестьян, подошла к старому помещику и поклонившись ему сказала: «Простите нас, простите…»

— Бог простит, дочка! Мы тебя помним. Ты была у нас самой прилежной, самой опрятной работницей. Мы верили тебе, и доверяли во всём.

— Куда же вы теперь? — губы Гали дрогнули. — Куда?

— На край земли. Сюда нам возврата нет. Я уже стар, хотелось бы покоиться здесь, в этой земле, да не судьба. А они, — помещик показал на членов своей большой семьи, — они молодые, они везде приживутся.

— Прощайте, — прошептала Галя, на её глаза навернулись слезы. — Прощайте, храни Вас Бог.

— Ну, — обратился помещик к крестьянам, — мы уезжаем. Мы уезжаем. Вы рвётесь к нашим землям, к нашим домам, к нашему хозяйству, к нашему добру. Ещё пыль от телег не уляжется, как вы кинетесь громить, крушить, грабить всё то, что могло бы пригодиться вам. Да не таковы вы! Вы всё снесёте, сметёте, как смерч. А потом кинетесь друг не друга! Тащить, грабить, отнимать, убивать. Нет. Теперь на земле этой покоя не будет никогда. Она будет полита вашей же кровью и будет стонать от боли, но вы не расслышите боль земли, потому что вас всех превратят в её рабов. И пришедшая к вам голь и нищета будет командовать вами и издеваться над вами. Небо вам с овчинку покажется, солнце багровым будет от крика, стона и плача ваших жён и детей. И гинуть вы будете, где попало, так что и на кладбище вам места не найдётся.

Старый помещик умолк. Страшным было его пророчество. Никто из крестьян не проронил ни слова.

— Ну, Григорий, помаленьку трогай. Прощавайте, крестьяне. Прощавай, земля родная.

Лавиной хлынули жители села в дом помещичий, во флигели, в амбары, сараи. Хватали, хватали, хватали всё, что осталось, что попадалось под руку, вырывали друг у друга, рвали, ломали, били в лицо, кусали за руки, тяжело дышали, хрипели и визжали…

При грабеже помещичьего белья, одежды, Петьке достались большие зелёные штаны, такие большие, что он утонул в них.

Вечером, перед сном, Алексей спросил Галю: — ты чего к помещикам ходила?

— Прощалась с ними.

— Прощалась? — удивился Алексей. — Они тебе родня? Они твои враги! Они эксплуататоры!

— Они, Лёша, такие же люди, как и мы. Они рождаются и умирают, болеют и страдают. У них свои заботы. Я жила среди них и знаю, что это за народ такой. Мы в их глазах простой люд, а они в глазах таких как ты — эксплуататоры.

— Я бы их вот этой одной рукой всех передушил!

— «Люди холопского звания сущие псы иногда…», — вырвалось из уст Гали.

— Что ты сказала? Что ты ска-за-ла..? Я пёс? Пёс?

— Но ты и не холоп! Ты вольный человек. Сегодня ты здесь, завтра — там, послезавтра — в ином месте. Какой же холоп?

— А ты, ты не холопка? Ты служанка, работница у панов!

— Что с того? Сегодня работница, завтра свободная. Не всё ли равно, где, у кого и как кусок хлеба зарабатывать?

Алексей вышел из хаты и долго не возвращался. Галя, устав ждать его, легла в постель одна.

Небольшой уездный центр на берегу полноводной спокойной и величавой реки, отдалённый от крупных городов, жил патриархальной тихой и сытой жизнью. Всего было вдоволь.

Никаких предпосылок для появления большевиков в городе не было. Но они, непрошенные, появились. Навязали горожанам свой режим и пролили реки крови безвинных жертв. Они грабили и расстреливали дворян, местное купечество и раскулачивали богатых, зажиточных крестьян.

Однако недолго большевики удержались в городе. Наступали австро-германские войска. Город оказался под угрозой окружения, и большевики спешно отступили. С их уходом возобновили свою деятельность ранее действовавшие учреждения. В уезде начались грабежи и репрессии.

Интервенты, оккупировавшие уезд, навели свой, немецкий, порядок. Возвратили помещикам конфискованные земли, арестовали активных борцов за установление советской власти, которые не успели уйти с большевиками. В городе, в сёлах, слободах и хуторах стало тихо и безопасно. В степи, на дорогах ни стрельбы, ни грабежей, ни конокрадства.

И всё же жителям уезда чего-то не хватало. Крестьяне откликнулись на призыв большевиков начать борьбу с оккупантами. Возникло партизанское движение. Изо дня в день оно росло, крепло и дезорганизовывало тылы интервентов. В городе развернулась вооружённая борьба против захватчиков.

Оккупанты отступили. С их уходом на окраинах города с наступлением темноты, прозвучали первые выстрелы. Потом стрелять стали чаще и в дневное время, и в самом городе. Для наведения порядка в городе и на его окраинах офицеры и юнкера создали офицерский отряд.