Геннадий Гор - Факультет чудаков

Зимой в России возникла холера. Вокруг столицы немедленно были созданы карантины, не допускавшие болезнь из зараженных местностей. Но меры эти не помогли: судорожные усилия сопротивления незаметным образом перешли в смертные судороги самой болезни — холера явилась в Петербург. Усилившаяся к весне, она представляла уже немалую опасность. Именитые и чиновные горожане всячески избегали общения с вульгарными кварталами, забыв сначала о том, что и в центре со дня на день может открыться рассадник болезни — рабочий городок на Исаакиевской площади.

Правда, городок этот был уединен за забором, но уединение не было еще тогда полным, и несовершенный забор пока оказался полезен лишь тем, что навел на мысли о карантине.

Догадавшись о наличии опасности, градоначальство приняло меры: рабочим при строении Исаакия было объявлено категорическое воспрещение выходить за пределы своей постройки и жилых казарм. Забор был заперт и теперь в самом деле отъединял от мира.

Забор сколотили на славу, почти без щелей, да и в щели все равно б не позволила смотреть стража, в изобилии расставленная на площади.

Начальство, сперва заикнувшееся было о прекращении работ на время эпидемии, было высочайше одернуто: «Ни в коем случае!» — и работы пошли своим ходом. Нанимались все новые артели каменщиков, плотников, кузнецов (из здоровых уездов), и число занятых на постройке рабочих скоро достигло обычной для летнего сезона цифры — трех тысяч людей. Замкнутые в кольцо забора, они были предоставлены своей участи.

Однажды июньским утром по необъятной площади, загроможденной строительным камнем, шел главный архитектор Монферан в сопровождении свиты из двух чертежников, двух приказчиков и личного секретаря-переводчика господина Буржуа.

Монферан в продолжение всего утра хмурился. Его полные щеки кривились и прыгали, выражая крайнее раздражение. Он тряс головой, вспоминая о неприятностях. Вчера в заседании строительной комиссии состоялись крупные дебаты по поводу усиливавшейся эпидемии и чрезвычайных мер борьбы с нею. Все эти споры о том, прямо ли вывозить за город содержимое выгребных ям, опасное в инфекционном отношении, или же предварительно засыпать его в ямах известью, а уж потом вывозить, волновали главного архитектора не своей принципиальной сущностью, а непрерывно повторяющимися словами: болезнь, эпидемия, зараза, холера, инфекция. Попросту говоря, Монферан трусил.

«Это дело всей моей жизни, как я люблю называть его, может теперь принести мне смерть, а ведь только оно удерживает меня в зачумленной России», — трагически думал господин Монферан, шагая по площади и с озлоблением порой взглядывая на строящуюся громаду.

— Господин Монферан!

Монферан сердито оглянулся на секретаря, прервавшего его размышления.

— Господин Монферан, комиссар поручил мне спросить вас, как быть с ассенизационным подрядом.

— Комиссия решила вчера засыпать известью. Что еще ему надо?

— Но, господин Монферан, в контракте, заключенном с подрядчиком, нет пункта о предварительном засыпании известью, следовательно, мы не можем требовать от подрядчика исполнения несуществующего параграфа.

— Можем, — строго сказал архитектор, — это чрезвычайная правительственная мера, он обязан подчиняться.

Путь продолжался в молчании. Шли из полировочных мастерских в главную контору, — путь пролегал через всю площадь. Стоявшие там и сям гвардейские инвалиды брали на караул, завидев главного архитектора, но он не замечал их в своей задумчивости.

— Господин Монферан!

Монферан негодующе вскинул голову, чтобы оборвать надоедливого секретаря, но тут секретарь совершил еще более непочтительный поступок: схватил архитектора за руку и силой удержал его на месте. Впрочем, это бывало и прежде, когда впереди нависала какая-нибудь строительная опасность: грозила, например, развалиться и ушибить огромная клетка небрежно сложенного кирпича. В подобных случаях гнев архитектора обращался против основного виновника катастрофы.

На этот раз было нечто совсем иное. Впереди, в нескольких шагах от них, лежал на строительном мусоре человек без шапки, вниз лицом, руки его были запущены в кучу мусора, сапоги вымазаны глиной, известкой, жидкой грязью. Секунд пять он лежал неподвижно и вдруг закорчился, изгибая спину и вороша руками мусор, в который они зарылись по локти; он рыгал и мелко дрожал задом.

Монферан попятился. Из толпы окружающих приблизился к нему лекарь Доннер, видно, желая сообщить что-то касаемое происшествия, но Монферан попятился и от него.