Франсуаза Саган - Немного солнца в холодной воде

И Жан засмеялся с благодушным и недоверчивым видом зна-тока - недаром он каждый понедельник ходил на бокс.

- Нет,-ответил Жиль.-Это Пьер ударил, когда разнимал нас.

И вдруг ужаснулся, вспомнив об этой жалкой ссоре, о своем ожесточении, о том, что он с упоением бил человека. "Мало того, что я самому себе противен. Если я стану противен еще и дру-гим..." Он поднял руку.

- Не надо больше об этом. Завтра в редакции меня будут называть скотом, а послезавтра все позабудется. Чему я обязан удовольствием вас видеть?

Вопрос этот он задал Марте, но она не ответила, только при-ветливо улыбнулась. Должно быть, Жан сказал ей: "С Жилем что-то неладно",- и она с любопытством смотрела на человека, у которого что-то неладно-состояние, явно непостижимое для нее.

Элоиза уже прибежала-собранная, сосредоточенная: жен-щины обожают изображать сестру милосердия-и первым делом запрокинула Жилю голову.

- Сиди смирно. Немножко пощиплет-и все.

"А теперь воображает себя заботливой мамашей: "Мой маль-чуган напроказил". Что их так тянет устраивать нелепейшие комедии? Только что разыграли чисто мужской скетч на тему: "Карликов не бьют", а теперь: "Возвращение Жиля Лантье к до-машнему очагу и заговор его близких для его же блага". Жан в роли резонера журит подравшегося приятеля: "Ай-ай-ай, нехо-рошо!" Элоиза разыгрывает домовитую хозяйку. Марта ничего не изображает, потому что глупа как пробка. А иначе она под-летела бы с флакончиком спирта и протянула бы его Элоизе".

Рассеченную губу действительно сильно щипало. Жиль завор-чал.

- Ну? - спросил Жан.- Что тебе сказал Даниель?

- Даниель?

- Ну да-доктор.

- А разве ты не разговаривал с ним по телефону? Жиль сказал это наугад, сердитым тоном, намекая на всег-дашнее отношение к нему своего друга-отношение отеческое, покровительственное, даже чересчур, и, увидев, как Жан покрас-нел, догадался, что попал в точку. Итак, Жан действительно тревожился, и это вдруг испугало его, наполнило чувством поис-тине животного страха: а что, если это все кончится психиатри-ческой больницей?

- Верно,- подтвердил Жан с благочестивой кротостью чело-века, не желающего лгать, когда лгать уже ни к чему, -верно, я звонил ему.

- Ты, значит, тревожился?

- Немного. Но он меня, кстати сказать, успокоил.

- Так хорошо успокоил, что ты в полночь пришел навестить меня?

Жан внезапно вспылил:

- Я пришел, потому что Элоиза знала, что ты в четыре часа отправился к доктору и вдруг куда-то пропал, и она безумно беспокоилась. Я пришел составить ей компанию и подбодрить, Поговорил по телефону с Даниелем: по его мнению, у тебя нерв-ное переутомление, угнетенное состояние, как у девяти десятых жителей Парижа. Но это еще не основание для того, чтобы люди из-за тебя беспокоились, мучались, пока ты дерешься в барах с Тома или с кем-нибудь еще там.

Наступило молчание. Потом Жиль улыбнулся.

- Извини, папочка. А что еще говорил тебе твой приятель?

- Тебе надо переменить обстановку.

- Вот как? Газета преподнесет мне бесплатный билет, и я отправлюсь в туристическую поездку на Багамские острова, верно? Ты потолкуешь на этот счет с шефом?

Он почувствовал, что говорит глупо, зло и совсем не остро-умно, но не мог остановиться.

- На Багамских островах как будто бы очень красиво,- светским тоном вставила Марта, но Жан бросил на нее такой свирепый взгляд, что Жиль с огромным трудом подавил желание расхохотаться.

Он кусал губы и, несмотря на боль, все же чувствовал, что из горла рвется смех, неудержимый, как и его недавняя злоба. Он изо всех сил боролся с собой, попытался сделать глубокий вдох, но фраза, брошенная Мартой, не выходила у него из головы и казалась ему невероятно смешной. Он кашлянул, закрыл глаза и вдруг расхохотался.

Он хохотал и хохотал, еле переводя дыхание. "Багамские острова, Багамские острова,- бормотал он между приступами смеха, как бы извиняясь.Багамские острова... Багамские острова". А когда он открывал глаза, то видел перед собой три озабоченных лица и принимался хохотать еще громче. Ранка на губе раскрылась, он чувствовал, как по подбородку тоненькой струйкой течет кровь, и смутно сознавал, что в таком виде- окровавленный, хохочущий до слез, до рыданий, дергающийся от смеха в этом кресле, обитом рубчатым вельветом,- он похож на сумасшедшего. Все вдруг стало нелепым, диким, смехотвор-ным. А сегодняшний день... О боже, как провести вечер... В чужом халате возлежал на диване, как паша в ожидании одалиски, которой так и не отворил дверь... Ах, если бы он только мог рассказать об этом Жану... Но приступы смеха не прохо-дили-он не мог остановиться, не мог произнести ни слова... Он стонал от смеха. Он псих, вся жизнь психованная. А почему эти трое не хохочут?