Айвен Саутолл - Джош

- Джошуа! Вернись!

Не отзовусь, ни за что больше не отзовусь на это имя, всхлипывает он себе под нос. Меня ведь, знаете ли, крестили. И дали при крещении имя Джош. Мы не дикари, не язычники, И Библия у нас дома, конечно, есть. И другие книги тоже. Талмуд, и Коран, и всякие писания из Индии, и из Китая, и со всего света. 'Мы уважаем мысли других людей. Так говорит моя мама, и это мое мнение тоже. Мы не подсматриваем и не подслушиваем и не выражаем свое презрение, если кто-то оказывается не такой, как мы.

Джошу чудится, что она бежит за ним, он чувствует ее присутствие у себя за спиной, но, когда он оглянулся, сзади никого не было.

9

Он шел этим путем вчера вечером, затемно, со своим тяжеленным чемоданом - узкая тропка в шершавой, пересохшей траве, ничего себе дорога, проложена, наверно, еще в юные годы праотца Адама и годится разве что для коров да кур да пешеходов. Ветер порывами бьет в лицо. Жара - задохнуться можно.

Из-под ног, кудахча и хлопая крыльями, разбегаются рыжие куры, безмозглые твари, вон какую пылищу подняли. Вниз от тропы уходят выгоны, огороженные проволокой, но там - ни травинки, земля голая, как чугун, вся изрыта копытами и вся запеклась с последнего дождя, который был, может, неделю назад, а может, месяц. По другую руку - дощатые заборы, тут и там подпертые бревнышком. Ржавые сарайчики из сплюснутых жестянок из-под керосина. А выше бурно вскидывают ветки фруктовые деревья, узловатые, многолетние, искореженные ветрами. Впереди на открытом месте - три коровы на длинных цепях, прикрепленных к столбам забора, они выедают вокруг себя траву широкими лысыми дугами. И нахально, по-хозяйски мычат. Эй, коровы, прочь с дороги! Дайте пройти. Он стороной обходит бурые дугообразные проплешины, подальше от острых рогов, чувствуя спиной уставленный на него тусклый, отуманенный взгляд.

Дойдя до поворота на улицу, Джош останавливается, словно вдруг очутился на краю земли, раздраженно отдирает репьи от штанин, сокрушаясь о своей одежде, о самой нарядной рубашке и выходных брюках: они все в пыли и в глине, можно подумать, что он в них целый месяц путешествовал по внутренней Австралии. Отряхивается ладонями, вяло, будто из последних сил, потому что зло берет - все без толку. Как теперь пойти на попятный? Что можно сделать, если сожжены все мосты? В ушах мамин голос: "Не поступай по первому побуждению, милый. Старайся развить у себя привычку думать хотя бы на одну минуту вперед".

Он потерянно оглядывается на ряд старых серых заборов. Последний тетикларин. Может, она поначалу и погналась за ним, но, верно, вскоре вернулась обратно. Если бы она позвала хотя бы еще раз: "Джошуа, вернись!", это был бы все-таки выход из положения. Но она не звала, и пути назад не было. А были только дурацкие рыжие коровы, и дурацкие рыжие куры, и зной, и пыль.

Сам виноват, Джош. Теперь расплачивайся.

Сжег чертовы мосты.

Заварил проклятую кашу.

Из-за угла с Главной улицы высыпала толпа ребят, они хлопают в воздухе полотенцами, как бичами, кутаются в них, словно в плащи, и весело несутся вприпрыжку, будто только что кончили занятия в школе.

Джош в голос охает, а они уже кричат ему, и он слышит в свисте ветра:

- Гей, гей! Смотрите-ка: Джошуа!

- Привет, Джошуа! Как дела?

Попался.

Хоть бы спрятаться, забиться в какую-нибудь щелку. И Бетси здесь. Вся честная компания. Все до одного. Еще секунда, и они заметят, что с ним что-то не так.

- Привет, Джошуа. - Это мускулистый Гарри, брат Лоры. - Ты чего по улицам прогуливаешься? Голову тебе напекло, что ли?

Лора в зеленой резиновой шапочке, похожая на желудь:

- Ты плавки надел? Пойдешь с нами купаться? Ребятня накатывается на него, словно прибой на берег.

- Пошли, Джошуа. Остудишься немного.

- Ага, мы тебе покажем, где у нас купание. Не хуже, чем у вас, городских.

- Надо же, как это она тебя отпустила? Вот здорово!

Они тормошат его со всех сторон и чуть не сбивают с ног, как утром на Главной улице, а у него на лице опять эта идиотская жалкая улыбочка, прилипла и не сходит; и мысли опять разбегаются - слишком много шума. А волна катит дальше, и Джош вместе с нею, он сопротивляется, но не очень, кажется, они им завладели бесповоротно, особенно Лора, она опять наседает, повисла у него на руке, а Большой Билл, возвышаясь над ним, ладонью сдавил ему плечо и гудит у самого уха:

- Что это с тобой приключилось? Откуда на тебе столько грязи?

Ну вот, он так и знал. Еще удивительно, что не сразу зашла об этом речь.

- Я упал.