Мигель Сервантес - Галaтeя

От грозных волн соизволеньем бога

На берег спасся я, и предо мной

Уединенной пристани покой;

Стою, дивясь, у твердого порога.

Свой парус может опустить тревога,

Челн - отдохнуть, обет исполнить свой

Тот, кто его, от страха чуть живой,

Не раз под грохот бурь шептал дорогой.

Целую землю, к небу возношу

Благодаренье за удел счастливый

И с радостной готовностью спешу,

Исполненный горячего порыва,

Усталой головой склониться вновь

Под иго нежное твое, любовь.

Кончив петь, Силерьо предложил Нисиде огласить своим пеньем поля, и та, взглядом попросив позволения у своего любимого Тимбрио, после того, как он взглядом же ответил ей утвердительно, с очаровательнейшею приятностью начала петь этот сонет:

Нет, я нисколько с теми не согласна,

Кто утверждает, что любовь дает

Отрад безмерно меньше, чем тягот,

Что от нее блаженства ждем напрасно.

Мне ведомо, что значит быть несчастной,

Мне ведом также к счастью поворот,

И я скажу: тяготы все не в счет

Пред днем, исполненным отрады ясной.

Ни вызванная вестью роковой

Борьба меж смертью горькою и мной,

Ни дни неволи под пиратской властью

Мой дух не в силах были так сломить,

Чтоб нынче не могла я вновь ожить

И бесконечно ликовать от счастья.

Исполнив просьбу Силерьо, Нисида объявила, что теперь очередь Бланки, и та, не заставив себя долго упрашивать, столь же очаровательно спела этот сонет:

То жег мне сердце ярый пламень, точно

Оно в ливийский попадало зной,

То страх сжимал его своей рукой,

Подобный хладу Скифии полночной.

Я вечным счесть могла б сей круг порочный,

Но дух всегда поддерживала мой,

Мне обещая сладостный покой,

Надежда милая, оплот мой прочный.

Зимы простыл и след, ушла она,

И хоть огонь пылает, как и прежде,

Явилась долгожданная весна.

И мне за то, что я в своей надежде

Была неколебима и тверда,

Дано вкусить от сладкого плода.

Путешествие на Парнас

К читателю

Если, любознательный читатель, ты случайно окажешься поэтом и в твои (хотя бы и грешные) руки попадет мое Путешествие и если ты обнаружишь, что тебя назвали и упомянули в числе хороших поэтов, то за эту честь воздай хвалу Аполлону ; если же не обнаружишь, все равно воздай ему хвалу. И да хранит тебя господь.

Путешествие на Парнас

Какой-то перуджиец Капорали ,

Таких в Элладе за высокий ум,

А в Риме за отвагу почитали,

Решился раз, надменных полон дум,

Уйти в тот край, где обитают боги,

И средь камен забыть столичный шум.

Храбрец пустился на Парнас . В дороге

Он мула престарелого купил,

Развалину, хромую на все ноги.

Был оный мул в кости широк, но хил.

От худобы с могильной тенью схожий,

Он тяжестей давно уж не возил

И обладал такою жесткой кожей,

Что хоть сдери да набивай на щит.

А норовом - умилосердись, боже!

Весна ль сияет, вьюга ли свистит,

Мул, не споткнувшись, не пройдет и шагу.

На той скотине храбрый наш пиит

Отправился к Парнасу, и бродягу

Близ вод кастальских встретил Аполлон

И наградил улыбкой за отвагу.

Когда ж домой вернулся нищим он

И всем, что видел, с миром поделился,

Он сразу был молвой превознесен.

Увы! Я сладкоустом не родился!

Чтоб изощрить мой грубый, тяжкий слог,

Я на веку немало потрудился,

Но стать поэтом не сподобил бог.

Я рвался духом на Олимп священный,

Где плещет Аганиппы светлый ток ,

Где, влагой насладясь благословенной,

Обрел бы красноречье мой язык

Пусть не для песен музы вдохновенной,

Так для писанья пышнословных книг.

Я пред собою видел путь опасный,

Я трудности грядущие постиг,

Но что могло сломить порыв мой страстный?

Уже восторгом наполнялась грудь,

В ней славолюбья жар пылал прекрасный,

Он облегчал, он сокращал мой путь.

Я возмечтал о подвиге суровом,

Я жаждал воздух тех вершин вдохнуть,

Свое чело венчать венком лавровым,

Апонте в красноречьи посрамив

И в острословьи став Галарсой новым

(Покойник был, как Родомонт, хвастлив),

И, наконец, влекомый заблужденьем,

Осуществить решил я свой порыв;

Я оседлал с великим дерзновеньем

Упрямый рок, привесив за седлом

Одно лишь право следовать влеченьям,

И поскакал, покинув отчий дом.

Читатели, тут нечему дивиться,

Вы все знакомы с этим скакуном,

И где бы вам ни выпало родиться,

В Кастилии, или в земле другой,

До гроба всяк изволь на нем носиться!

А конь таков: он то летит стрелой,