Мигель Сервантес - Странствия Персилеса и Сихизмунды

Помянутый обычай, по моему разумению - священный и справедливый, вложил державный скипетр в руки Поликарпа, мужа именитого, прославившегося как на военном, так и на ученом поприще, и вот у этого мужа к тому времени, когда его избрали королем, были уже две дочери необычайной красоты, из коих старшую зовут Поликарпа, младшую же - Синфороса. Воспитывались они без матери, однако ж мать, скончавшись, лишила их единственно своего общества, - с помощью своих добродетелей и врожденного благонравия они сумели сами себя воспитать, преподав этим прекрасный пример всему королевству. Благодаря своим достоинствам они пользовались всеобщей любовью и уважением наравне с отцом.

Короли наши обыкновенно придерживаются того мнения, что на почве меланхолии у вассалов могут возникнуть нехорошие мысли, а потому они заботятся о том, чтобы народ был весел, и забавляют его празднествами, а иной раз и в будни устраивают представления; но особенно пышно короли наши празднуют дни, сопряженные с какими-либо событиями в жизни королевства, отмечая их возрождением игр, которые у язычников было принято называть олимпийскими, и уж тут они чего-чего только ни делают: назначают награды бегунам, оказывают почести фехтовальщикам, венчают лаврами стрелков и превозносят до небес всех, кому удалось повергнуть ниц своих соперников.

Зрелище это обыкновенно устраивается недалеко от моря, среди широкой отмели, которую предохраняет от солнца шатер переплетенных веток - от него на отмель густая падает тень. Посреди отмели воздвигается нарядно убранное возвышение, откуда король и все члены королевской фамилии следят за мирными состязаниями.

И вот настал один из таких дней, и Поликарп задумал всех поразить пышностью и великолепием, отпраздновать его так, как ни один из подобных дней дотоле не праздновался. И когда он вместе с наиболее чтимыми в королевстве людьми поднялся на возвышение; когда заиграла военная и невоенная музыка, подав сигнал к началу соревнования; когда четыре бегуна, четверо легких и быстрых в движениях юношей, выставили левую ногу на шаг вперед, а правую подняли, и когда для того, чтобы пуститься бежать во весь мах, им оставалось только перемахнуть через веревку, служившую им чертою и знаком, - перемахнув же, они должны были духом домчаться до означенной границы, указывавшей на то, что здесь конец их пробегу, - в эту самую минуту на море показалась лодка, коей борта блестели, должно думать, оттого, что ее недавно чистили, и помогали ей резать волну двенадцать гребцов: шесть на носу, шесть на корме, по наружному виду - молодец к молодцу, все, как на подбор, плечистые, грудь колесом, с мускулистыми руками, и все до одного в белых одеждах, за исключением рулевого, который, как положено моряку, был в красном.

Лодка стремительно врезалась носом в берег; причалить же ее и выпрыгнуть из нее на сушу всем, кто в ней находился, - это было для них делом одного мгновения.

Поликарп приказал не начинать бега, пока не будет установлено, что это за люди и что им надобно, - он решил, что они прибыли на празднества, дабы показать в играх свое молодечество.

Первым приблизился к королю рулевой, совсем еще юнец, коего щеки, гладкие и растительности лишенные, были, что называется, кровь с молоком, а локоны - что золотые кольца; словом, каждая черта его лица, взятая в отдельности, была так совершенна, и так дивно хороши были все его черты в совокупности, и такое они составляли прекрасное целое, что очаровательная наружность юноши пленила не только взоры, но и сердца всех, кто на него взирал; покорил он в тот миг и меня. Обратился же он к королю с такими словами:

"Государь! Я и мои товарищи, прослышав о ваших играх, прибыли, дабы принять в них участие и тебя потешить; прибыли же мы не издалека, - мы прибыли с корабля, который мы оставили возле ближнего острова Сцинты, а как ветер был для нас неблагоприятен, то мы прибегли к помощи лодок, весел и собственных рук. Все мы благородного происхождения, все мы жаждем заслужить почести, тебе же, как всякому королю, надлежит оказывать честь иноземцам, а потому мы повергаем к твоим стопам просьбу: дозволь нам показать нашу силу и наше искусство, и пусть это послужит тебе развлечением, нам же - к вящей славе и выгоде".

"Юноша, судьбою взысканный! - молвил король. - Ты в таких изысканных и учтивых выражениях заявляешь о своем желании, что нехорошо было бы с моей стороны тебе отказать. Почти же своим участием мои празднества как тебе заблагорассудится, мне же предоставь вознаградить тебя: ведь если судить по крепости твоего телосложения, то вряд ли еще кто-нибудь, кроме тебя, может рассчитывать на высшие награды".