Мигель Сервантес - Странствия Персилеса и Сихизмунды

Злоречивый Клодьо узнал, кто таков Арнальд, и теперь он, опустившись на колени, взмолился к нему, чтобы тот велел снять с него цепи и избавил от общества Розамунды. Маврикий сообщил Арнальду, какого звания Клодьо и Розамунда, каковы их преступления и какая применена к ним мера наказания. Движимый состраданием, Арнальд обратился с просьбой к капитану, от которого зависела их судьба, чтобы тот велел расковать их; он же, Арнальд, берет-де их на поруки, а как он - близкий друг короля, то и постарается добиться для них помилования.

Послушав такие речи, злоречивый Клодьо сказал:

- Если бы все властелины творили только добро, то никто не говорил бы про них дурного, а кто поступает дурно, тот может ли надеяться, что о нем станут хорошо отзываться? Ведь если низость человеческая чернит даже дела добрые и полезные, то почему же тогда не порицать дурные? Может ли ожидать доброго урожая тот, кто сеет плевелы злобы? Возьми же меня с собою, принц! Ты увидишь, что я превознесу тебя до небес.

- Нет, нет, не надо меня превозносить за мои врожденные душевные свойства, - возразил Арнальд. - А кроме того, похвала только тогда хороша, когда хорош тот, кто хвалит, и она же обращается во зло, когда тот, кто хвалит, порочен и дурен. Похвала - награда за добродетель в том случае, если добродетелен тот, кто хвалит, - тогда это и впрямь похвала; если же он порочен, то его похвала - это срам.

Глава семнадцатая

Арнальд рассказывает о том, что случилось с Таурисой

Ауристеле крайне любопытно было знать, о чем Арнальд, выйдя из гостиницы, беседовал с Периандром, и она ждала удобного случая, чтобы расспросить Периандра, а еще ей хотелось узнать у Арнальда, что сталось с ее служанкой Таурисой, и, словно угадав ее мысли, Арнальд сказал:

- Несчастья, случившиеся с тобой, прелестная Ауристела, должно полагать, заслонили от тебя те, о которых все же следовало бы помнить. Впрочем, я бы даже хотел, чтобы ты вычеркнула из памяти и меня, ибо одна мысль о том, что ты хотя малое время обо мне помнила, уже наполняет меня восторгом: ведь если мы кого-то забываем, значит когда-то мы о нем помнили. Забвение, которое наступает теперь, опускает завесу над тем, что было нам памятно прежде. Так или иначе, вспоминаешь ты обо мне или же не вспоминаешь, я всем доволен, я покорен велению небес, которые назначили мне в удел принадлежать тебе, и такова же моя добрая воля - быть тебе во всем послушным. Твой брат Периандр поведал мне многое из того, что случилось с тобой после твоего вынужденного отъезда из моего королевства. Некоторые из этих случаев меня удивили, иные поразили, но и те и другие одинаково ужаснули. Еще я замечаю, что несчастья обладают способностью изглаживать из памяти наши нравственные обязательства по отношению к другим людям, даже самые священные: так, например, ты меня не спросила ни о моем отце, ни о своей служанке Таурисе. Отца я оставил в добром здравии и в надежде, что я тебя разыщу и с тобою встречусь; Таурису же я взял с собой: у меня было намерение продать ее варварам, дабы она, как лазутчик, выведала, отдала ли тебя судьбина им в руки. О том, как попал ко мне на корабль твой брат Периандр, он сам тебе, наверное, рассказал, а равно и о нашем с ним уговоре. Я неоднократно пытался пристать к острову варваров, но каждый раз мне мешал неблагоприятный ветер. И в этот раз я шел к острову все с тою же целью и с одним желанием, и небо исполнило это мое желание, щедро меня вознаградив и сняв с меня бремя тяжких дум и всечасных забот: я снова вижу тебя! Что же касается служанки твоей Таурисы, то она тяжело и опасно заболела, и назад тому дня два я отдал ее на попечение двум моим друзьям, дворянам, которых я встретил в море: они на большом корабле ехали в Ирландию; мой же корабль скорее похож на корсарский, нежели на корабль королевского сына: на нем нет никаких удобств для больных, нет никаких лекарств, - вот почему я уговорился с моими друзьями, что они возьмут ее на свой корабль, доставят в Ирландию и обратятся к своему государю с просьбой, чтобы он позаботился о ее лечении, об уходе за ней и позволил ей побыть в Ирландии до моего приезда. Мы только что условились с твоим братом Периандром отбыть сегодня в ночь, и где бы мы ни высадились: в Англии, в Испании или же во Франции, - у тебя всегда будет полная возможность осуществить благочестивое свое намерение, о котором я слышал от твоего брата, а я пока что возложу мои надежды на рамена моего терпения и обопрусь на посох благоразумия твоего. Я прошу тебя и умоляю, госпожа моя, сказать, совпадает ли и согласуется ли твое желание с нашим; если же наши желания в чем-либо расходятся, то мы своего решения в жизнь не претворим.