Вольфдитрих Шнурре - Когда отцовы усы еще были рыжими

Шутка миндальничает меньше; и уж вовсе отсутствует в ней аристократическая слащавость. Прежде чем стать светской, то есть уместной как в исправительном заведении, так и в салоне, она, уже понаторевшая и в блатном жаргоне, и в идише, помеченная жандармскими саблями, украшенная тайными воровскими знаками, исходила, набивая себе мозоли и постоянно ввязываясь в драки, множество проселочных дорог. В одной компании с ландскнехтами, цыганами и их медведями, с торговцами-евреями и бродячими акробатами. И только потом перешла на оседлый образ жизни. В гетто, где ее прибежищем не раз становился Талмуд. В городах, где она тяготела к моралистам. В деревнях, где она подряжалась придумывать всяческие истории для настенных календарей. Но чаще всего, и с наибольшей для себя пользой, пристраивалась она возле выдающихся шутов и проповедников. Абрагам из Санта-Клары, Санчо Панса, Уленшпигель, Мюнхгаузен приютили ее у себя; сам Лютер колотил ею направо и налево. Ибо поначалу шутка стремилась преодолеть все чересчур свойственное человеку и его чересчур серые будни. Снова и снова удавалось шутке, негромко посмеиваясь или хохоча, шумя или чуть слышно если не преодолевать действительность, то хотя бы возвышаться над нею.

Как же обстоят дела сегодня? Боже правый, что только не именует себя шуткой! Даже самая низкопробная разновидность псевдолитературы, та, что претендует на отдаленное родство и ведет свое происхождение из офицерских казино: юмореска. И она-то, к несчастью, чаще всего. А ведь различие тут сразу бросается в глаза. Юмореска имеет такое же отношение к шутке, как кулак к подбородку: кулак лупит, подбородок терпит.

Потому что шутка стала пацифисткой. Она не нападает, она только констатирует. И все-таки она побеждает. Но при посредстве духа. Шутка подобна сосуду, в котором суть мировых событий и жизненные принципы, освоенные на опыте, варятся до тех пор, пока не появятся пузырьки смеха. Квинтэссенция этого варева - специи. В последнее время шутка, к своей выгоде, идет в направлении формального немногословия. Правда, это еще далековато от острословия.

Бывают афоризмы, похожие на шутки. Но это отнюдь не шутки. Афоризм существует для кивка головой - словно бы слушатель согласно хмыкнул. Шутка же стремится нас развлечь. Развлечь за счет обстоятельств, которые сами по себе часто ничего не значат для нас. "Господи, еще ближе к тебе!" - вскричал атомщик под грохот взрыва.

Это не афоризм, не юмореска, не анекдот, не острота. Это шутка. Но это так, к примеру.

P. S. Теперь я вижу, что наперекор своему изначальному пессимизму написал все же нечто на тему шутки. И это тоже является признаком шутки, поскольку, если о ней ничего доподлинно не известно и тем не менее про нее пишут, пока ты корпел над бумагой, тебе на ум пришло нечто, имеющее отношение к ней. Шуточный рассказ.

СОБРАНИЕ МОИХ СОЧИНЕНИЙ

С восьми лет я хотел стать писателем. У меня было совершенно точное представление об этой профессии. Надо быть добрым, грустным и способным к самопожертвованию. Всеми этими качествами я обладал. Я довольно осмотрительно принялся за работу. Но для начала моему сердцу требовался фильтр. Потому что оно было слегка засорено: никуда не денешься - душа поэта. Для этой цели нужен был дневник. Я вел его очень наглядно и был чрезвычайно точен в фактах. Достойное внимания подчеркивалось синим, достойное поэтического воплощения - красным. Исписав две тетради, я начал их просматривать. В них оказалось много ценного. Нужно было только все подсократить. Я проделал это самым непреклонным образом. Полугодовой опыт вылился в следующее двустишие: "Я мышь поймал, и вот средь бела дня она сбежала крысой от меня".

Покончив со злободневной эпиграммой, я обратился к чистой поэзии. Рифму на этой стадии я уже освоил. Теперь на очереди были аллитерация и свободный размер. Доказательством того, что я на правильном пути, было всеобщее внимание к одной из моих поэм. Один детский журнал, осознав, с кем имеет дело, напечатал мою самую загадочную вещь. Называлась она так: "Карлики-близнецы и карлики-щипцы Вольфдитриха Шнурре, Берлин, Вайсензее, Страсбургштрасее, 32, второй этаж направо, спросить Хиршбергера". Затем шел текст: "Двое карликов-юнцов-близнецов вцепились в двое карликов-щипцов-близнецов".

После этого успеха я бросился в эпику. Для начала я хотел выбить из седла Германа Ленса, Свенда Флерона и Бенгта Берга {Г. Лене, С. Флерон и Б. Берг - немецкий, шведский и датский писатели, авторы известных рассказов о животных.}. Я сочинил биографию Таксы, Кабана, Совы и Аиста. Они снискали в компетентных кругах заслуженное признание: мой отец тиранил отрывками из них каждую свою очередную подругу. Затем я замыслил более гуманный вариант "Песни о Нибелунгах". Но здесь, видимо, что-то не получилось. Пробежав глазами законченный манускрипт, я понял, что моя версия гораздо кровавее оригинала.