Александр Лебедев - Инсталляция

— Ну, что же, мы, кажется, пришли.

— Вы здесь живете? — осведомился человек, похожий на профессора, оглядывая кирпичную пятиэтажку.

— Вы очень проницательны, — улыбнулась Светлана.

— До свидания, и не стесняйтесь позвонить, особенно, если почувствуете необходимость. Звоните в любое время.

Доцент галантно поклонился и пошел прочь, оставив Светлану одну, наедине со своими мыслями.

— Я ему сказала, что у него пахнет под «мышкой», а он принял все за чистую монету, нашел где-то дезик, побрызгался. Пришел, весь благоухает. А я ему: «Ты что, Славик, в Аум Симрике записался?». Он обиженно: «Так ты сама сказала». Я говорю: «Ты бы лучше коврик сменил». Представляешь, какие программисты бывают тупые.

— Не любишь ты программистов? — быстро набрала Светлана и отправила сообщение.

— Причем тут программисты, это все мужики такие. А однажды зашли с ним в лифт, так он нажал кнопку этажа и ищет, где «Enter».

— Ну, ты врать, — ответила Светлана.

— Уверяю тебя. Один раз сидел, считал что-то в уме, не то до отпуска дни, не то до пенсии. Я что-то его спросила, а он обиделся, говорит: «Зачем ты меня сбросила?», представляешь?

— Не представляю.

— Один раз прихожу на работу, а он на моем столе пишет что-то в накладной. Я заглядываю через плечо, а там приблизительно следующее: «Среда — утром и вечером, четверг — вечером, пятница — в обед — два раза, вечером — один раз, суббота — один раз в обед, воскресенье — четыре раза, понедельник — два раза с утра». Я говорю: «Ну, ты половой гигант». Он покраснел так и отвечает: «Это не то, что ты подумала, это я рентабельность проездного билета просчитываю».

— Весело вы живете.

— Да, куда уж веселее. Ты «Санта Барбару» смотришь? Вот это наша работа. Все друг другу родственники, и все друг с другом спят. Одна я, как бельмо на глазу — ни родственников, ни связей.

— Так завела бы.

— С кем? Все мужики давно перевелись, остались одни педики. Я хочу настоящего Илью Муромца или, на худой конец, Алешу Поповича. Чтоб если уж поцеловал меня, то так, что б аж вырвало.

— Ты чувствуешь, что я смеюсь?

— Конечно. Я тоже улыбаюсь. Американская улыбка — это все, что у меня есть. Впрочем, еще ноги.

— Ну, большего и не надо. А что ты делаешь?

— Я сижу в своем кабинете на крутящемся кресле, положив ноги на стол. У меня на коленях лоп-топ, впрочем, нет, не на коленях, конечно. В левой руке дымится сигарета. Дверь кабинета чуть-чуть приоткрыта, и при каждом удобном случае сотрудники зыркают на меня, роняя слюну.

— Опять врешь?

— Ничуть.

— Ну, тогда я лежу в ванне, вся в лепестках роз и пене.

— А компьютер у тебя где?

— На столе стоит, у меня только клавиатура на ИК лучах, а ванна в комнате, потому что там, где ей положено быть, она бы не поместилась. Сама понимаешь, еврокласс. Эй, Томас, у меня вино нагрелось! Томас — это мой дворецкий, он негр из Эфиопии. Приехал сюда на заработки, но безнадежно влюбился. Теперь работает у меня, за это я разрешаю подавать полотенце, когда выхожу из ванной.

— Ну и как подает?

— А куда он денется? Я обращаюсь с ним как с рабом, и ему даже нравится. Жалко, что он по-русски не понимает, выучил одну только фразу — «Да, госпожа» и то с акцентом.

— Ты его плеткой лупишь?

— Нет, что ты он уже немолодой.

— Фу-у. Я-то думала, он как Эди Мерфи.

— Нет, все-таки у тебя плохой вкус. Томас не любовник, он слуга и отец, которого я могу мучить, с которым могу капризничать. Я специально опрокидываю горячий шоколад, когда он приносит его мне в постель, или заставляю по десять раз меня переобувать, или говорю: «Мне сегодня нечего надеть», а он носит мои платья из гардероба по два и спрашивает: «Да, госпожа?», а я ему: «Нет, Томас, это не подходит к моей заколке».

— В общем, ты всегда мечтала стать стервой.

— И когда-нибудь стану обязательно.

— А я уже стала. Или, во всяком случае, в пути. Я раньше никак не могла понять, почему мужики западают на филиппинок? Видела я их на фотографии, страшнее атомной войны и росточком метр в кепке, а потом до меня дошло: так ведь это их самое главное оружие. Мужик думает, что раз она маленькая да покорная, то и на его свободу покушаться не будет. А недавно посмотрела фильм про то, как филиппинские няньки обращаются с детьми малазийцев. Его родители ребенка сняли скрытой камерой. Так даже у меня волосы дыбом встали. Эти филиппинки самые, что ни на есть, троянские кони — тихие, тихие, а себе на уме. Вот какой надо быть: девочка-припевочка, а внутри стерва.