Дукенбай Досжан - Шелковый путь

Решение поединка высказал Иланчик Кадырхан:

— Конец ссоре, батыры! Да процветает мир между вами! Вы не осрамили обычая предков и оказались достойными людской благодарности. Честь вам! Об остальном, надеюсь, скажете сами.

Огул-Барс потупился:

— Что я скажу? Нет в моей душе больше зла. Во имя благородства жертвую своей меткостью. Дарю Кипчакбаю право распоряжаться судьбой двух сбившихся с пути влюбленных. Его воля, как он с ними поступит!

И сердце Кипчакбая смягчилось:

— Из тупика мы оба нашли верную тропинку. Так пусть отныне не наши груди станут мишенью для наших стрел. Пусть они поражают только общих наших врагов!

Толпа, сопровождавшая двух славных батыров из Тараза и Испиджаба, дружно направилась к коновязи. Там батыры и их почтенные заступники на прощание грудь в грудь обнялись с повелителем. Возбужденные случившимся, они дали друг другу клятву пребывать отныне в дружбе и единстве назло недругам и во славу своих соплеменников.

«Мир и благодать до нашей встречи!»

Из Каракорума, что стоит в голубой степи Керулена, из столицы грозного кагана монголов Чингисхана выехала в страну Дешт-и-Кипчак новая группа послов с огромным караваном. На прощание Юсуф Канка, провожавший караван на расстояние трехдневного пути, сказал главному послу эти традиционные напутственные слова. Они, эти добрые слова, были на уме у всех четырехсот пятидесяти человек, отправившихся в долгий и опасный путь, чтобы сделаться свидетелями и участниками неведомых свершений. Ради какой цели тронулся в дорогу в тяжелую весеннюю распутицу столь громоздкий караван, знали только двое: сам великий каган и главный караван-баши Омар-ходжа. «Мир и благодать до нашей встречи!» Об этом неотступно думают караванщики, тоскуя по миру и родному краю, как любимая и верная жена — по мужу, находящемуся в походе, или как больной человек — по утешительным речам лекаря-табиба. Все помыслы в пути обычно о мирных, благодатных днях. О них мечтают, как обжора о вкусном блюде. А тишина и покой не так уж часто дарили на круглой, как арбуз, земле. По Великому Шелковому пути пока еще мирно брели караваны купцов. Однако все явственнее чувствовалось ледяное, предгрозовое дыхание, что исходило от могучих волн утробно ревущего накануне бури океана. Тишина стояла обманчивая, подозрительная, и чуткое ухо улавливало это, Предчувствие грядущих страшных потрясений лишало батыров сна. И все казалось: Великий Шелковый путь ждал вовсе не богатых купеческих караванов, а свирепых полчищ.

Загадочный, неуклюже большой караван, вышедший в такое глухое, смутное время из Каракорума, всерьез встревожил население, живущее вдоль Великого Шелкового пути. Пугал не столько сам большой караван, а спешка, с которой он двигался. Пятьсот верблюдов почти без передышки шли сначала на юг, потом свернули на запад, и уже через неделю дикая степь, с ковылем верблюдам по брюхо, сменилась унылой, пустынной равниной, по которой пролегал Шелковый путь.

Караван, богатый и красочный, преобразил неприглядный вид караванной дороги. Казалось, вдоль тусклого степного горизонта медленно двигался яркопламенный пожар. На ведущем дромадере и следующих за ним двух верблюдах смешанной породы мерно покачивались балдахины, отделанные серебром. В первом находилась, как говорят, нетронутая ветром юная монголка — жолбике — дорожная жена-любовница главного караван-баши. В остальных двух балдахинах ехали служанки, тоже красивые, расторопные молодки, из тех, о которых обычно говорят: под подолом вихрь гуляет.

В пути, пока караван не останавливается на привал, женщин почти никто не видит. Серые верблюды-метисы, похожие на камни-валуны, бредут неторопливо, враскачку, монотонным шагом, ровной бесконечной цепью. На каждом верблюде по два громадных тюка, а что в них — неизвестно. Одно ясно: тяжела поклажа, так как у животных подгибаются ноги. Тюки укрыты ворсистыми коврами. Между верблюдами то здесь, то там виднеются обветренные, насквозь пропыленные погонщики, извозчики, повара, носильщики, слуги и рабы.

Главный караван-баши Омар-ходжа родом из Отрара. Бесшабашный, отчаянный, он прошел через мытарства судьбы, пока не втерся наконец в доверие к самому кагану. Он едет впереди на расстоянии полета стрелы. Под ним пышнохвостый, длинногривый кипчакский скакун, который так и норовит оторваться от покорно и уныло бредущих за ним ленивых животных. Хозяин с трудом сдерживает скакуна. Омар рослый, статный и внушительный на вид. Лет ему, вероятно, около сорока. Его красивое мужественное лицо оттеняет белая шелковая чалма, под ней выступают широкий чистый лоб и густые черные брови. Нос прямой, бородка острая, глаза с живым блеском. И в поступках этот человек тверд и резок. Любит и ненавидит он открыто, искренне, страстно.