Дукенбай Досжан - Шелковый путь

— Да, они!

— Значит, теперь вы меня казните?.. Иланчик Кадырхан схватился за рукоять меча, чтобы унять внезапную дрожь, и опустился на деревянное возвышение, покрытое коврами. Ему захотелось пить. Тангутка легко вскочила, принесла из боковой комнаты воды. Такая холодная была эта подземная вода, что у него заломило зубы.

Пока он пил, тангутка подняла голову, быстро посмотрела на него. В глазах у нее стояли слезы. «Плачет, бедняжка, — с жалостью подумал Иланчик Кадырхан. — Всей своей невинной душой сочувствует мне!»

— Сейчас выйду… Переоденусь… — заметила она и убежала в глубинную келью, где хранила свою одежду и украшения.

Сейчас она переоденется и предстанет перед ним во всей своей красе. Разве поднимется когда-нибудь на нее рука? И все равно ее ждет гибель. Не избежать смерти пленнице. Исконный, кровный враг тангутского племени — монголы обложили, окружили город, точно железный обруч. Среди них находится и верный слуга кагана предатель Юсуф Канка. Недавно он прислал нарочного с предложением: «Возвратите мне тангутскую красавицу в обмен на десять пленных кипчаков». Об этом Иланчик Кадырхан ни слова не сказал своей наложнице. Однако, чуткая сердцем, она, кажется, и сама обо всем догадывалась…

Разряженная, она вышла, точно выплыла, из глубинной кельи. В волосах ее позванивали чолпы, на голове возвышалась саукеле в драгоценных украшениях, стыдливым румянцем залилось нежное, чистое лицо, нижняя губа алела спелой вишней.

— Небось скучаешь по родным? — спросил он и тут же спохватился. Не надо было ему об этом спрашивать. К чему напоминать о прошлых днях, оставивших тяжкий след в душе…

— Есть такая боль, которая не проходит, — почти шепотом ответила тангутка и, потупив глаза, опустилась перед ним на колени. В голосе ее чувствовалось отчуждение, и Иланчик Кадырхан еще острее ощутил, какую он допустил оплошность.

— Тобою интересуется Юсуф Канка. Пошла бы ты к нему?

Разве говорят об этом юной женщине, особенно такой красивой и любящей? Иланчик Кадырхан снова подосадовал на себя за неуместный вопрос. О аллах всемогущий, как он очерствел, огрубел за последнее время! Каким бесчувственным, глухим стало его сердце! Видно, чуткость душе и доброту сердцу придают лишь мирные, безмятежные дни. Как он ошибался, полагая, что лишится не любви, а всего лишь наложницы-тангутки… Она попыталась улыбнуться:

— Будь со мною сегодня подольше, мой господин. Я развею печаль твою…

— Жажда меня мучит, — ответил он.

— Может быть, принести вина?

— Я предпочел бы кумыс.

Беседа не получилась. Вопросы и ответы прозвучали невпопад. На душе у обоих было смутно, тревожно, не говорилось о сокровенном. Тягостные, долгие паузы в разговоре удручали, вызывали досаду. Иланчик Кадырхан почувствовал, как она необъяснимо отдаляется от него. Еще немного, и он может совсем ее потерять. Любовь их была как хрупкий драгоценный сосуд, оба бережно держали его в своих ладонях и теперь, казалось, выронили его невзначай на каменный пол, и сосуд тот разбился вдребезги. Да-а… останутся печаль и досада на всю жизнь, останутся осколки в груди, постоянно причиняя боль и напоминая о несбывшемся, покроются ржой и не дадут зажить ране. Конечно, многое при жизни забудется, появятся другие цели и желания, придет, может, новая любовь, но эти осколки останутся в душе навсегда, до рокового часа. Хорошо понимали это сейчас и Иланчик Кадырхан, и юная тангутка.

— Я велю принести поесть?

— Нет, не до еды мне…

— Вы сильно устали и, может быть, приляжете, отдохнете?

— Нет… Я зашел ненадолго, просто так.

— Выбросьте все из головы… забудьте хоть на время войну. Если разрешите, я сама пойду и брошусь к ногам кагана! Все для вас сделаю. Забудьте все горести…

Голос ее сорвался. Она была очень взволнована. Так бывает, когда человеку снится тяжелый сон. Он почувствовал ее смятение и положил руку ей на голову. Слезы брызнули у нее из глаз, и она уткнулась пылающим лицом в его широкую ладонь.

— Я к тебе ненадолго…

— Властелин мой! Уйдем из города. Ты же знаешь: уйдем тайной подземной дорогой. Ты говорил мне о ней… Уйдем в пески Кызылкумов, выроем там колодец, построим дом, будем охотиться. Жить будем свободно, вольно!..

— Ты хочешь, чтобы я забыл о своем долге?

— Все забудем. Все, кроме нашей любви! — вскричала она.

— И пусть погибнут все военачальники, грызущиеся, как бешеные псы, все послы, забывшие про стыд и совесть, сам кровожадный каган и изнывающий в осаде город! Так ты хочешь сказать, а?