Дукенбай Досжан - Шелковый путь

Нельзя было задерживаться ни на мгновение. На месте повернув коня, Кадырхан галопом спустился в низину. Здесь он встретился со своими джигитами, спешившими к нему на выручку, и приказал немедля отвести всех кипчакских воинов с поля боя…

Сердце повелителя Отрара сжалось, когда он увидел несметную вражескую конницу, свирепой бурей надвигавшуюся на него. Он мчался за своими воинами, отступавшими в растерянности и смятении. Плохой признак, если в сердце воина закрадываются сомнения и страх. Сколько таких примеров в длинной истории войн, когда смутный страх заставлял именитых, прославленных полководцев грызть от досады и отчаяния руки и разом лишал их надежды и славы. Если войско поддается панике, оно становится беспомощнее ребенка. Будь оно даже намного сильнее противника, все равно сражается оно робко, неумело. Как бы тогда воин ни старался, сабля его впустую рассекает воздух, стрела летит мимо цели, копье не поражает врага, конь выходит из повиновения. Все старания в таком случае — точно ножом по камню. Тогда и говорят: счастье отвернулось.

К каким только средствам ни прибегали, чтобы вытравить из сердца страх, поднять боевой дух. И плач, и вопли, и священные духи предков — все шло в ход. Много раз ломали над этим головы непревзойденные полководцы, но выход находился не всегда. Нечто похожее на панику среди своего войска почувствовал сейчас и Иланчик Кадырхан. Воины отступали в беспорядке; кони на каждому шагу спотыкались о трупы. Конечно, в таком состоянии невозможно принять бой, только напрасно погибнут многие кипчаки. Пока единственное спасение в том, что враг не может их догнать. Однако расстояние между отступавшими кипчаками и стремительно наступавшими грозными, как селевой поток, монгольскими туменами все заметнее сокращалось.

Отступая, сражаться невозможно. Селевой поток мгновенно захлестнет и проглотит убегающую волну. Значит, нужно собраться и всеми силами нанести врагу встречный удар. Но пока что Иланчик Кадырхан не стал удерживать войско, он старался по мере возможности выиграть время.

Пусть отступающие подойдут поближе к частям Максуда, пусть своими глазами увидят, какая сила стоит за их спиной. Тогда и страх развеется, и надежда появится, и воины ринутся в бой с прежней яростью и отвагой. Главное сейчас — преодолеть страх. Иланчик Кадырхан пристально посмотрел на бегущих джигитов и батыров, и сердце его точно кровью облилось, досада огнем опалила душу. Хмурым взглядом обвел он холмы и бугры в темнеющих пятнах крови. Он ждал вестей от порученца, посланного к Максуду. Натянув повод, крутанул он коня на месте, встал лицом к врагу. Другие полководцы, следуя его примеру, тоже остановились, собрали воинов, выстроили их и здесь и там в ряды. Кипчаки готовились к решительному бою…

Монгольские полчища, только что преодолевшие перевалы Каратау, узнали о стычке передового меркитского войска с кипчаками лишь поздним утром. Но, узнав об этом, в тот же миг сели на коней и отряд за отрядом поспешили на помощь меркитам, желая схлестнуться с кипчаками в открытой степи. Впереди своих туменов монголы, как обычно, высылали отряды подчиненных им народов и союзников. Первый многотысячный отряд возглавлял султан Бауршик; он ехал постоянно одвуконь и в бою попеременно пересаживался то на одного, то на другого коня. Сражался он, не зная усталости, и с седла не слезал со вчерашней ночи. Спускаясь с перевала, он нежданно нарвался на дерзкий кипчакский отряд. Эти бешеные псы преградили ему путь у входа в ущелье и отчаянно рубились до самых сумерек. Многие сложили головы в той теснине. Но — аллах милостивый! — как заскулил от досады уйгурский султан, когда, изрубив кипчакских наглецов, все же упустил двух-трех, ускакавших на быстроногих конях! Да и как тут было не подосадовать, если один из удравших был его кровный враг, заложник Ошакбай! Ах, поздно он спохватился! Глядя на то, как тот ловко орудовал копьем, с каким бесстрашием обрушивался на противника, султан тогда еще озадаченно подумал: «Где я видел этого безумца?!» В это время один из смертельно раненных кипчаков, судорожно цепляясь за гриву коня, крикнул: «Прощай, друг Ошакбай!»

Бауршика точно палицей по голове хватили. Он было бросился в погоню, но конь под ним был измучен долгим переходом. В дикой ярости он распорол своему жеребцу брюхо, бросился ничком на землю и заплакал злыми слезами. Тут подоспели нукеры, подвели свежих коней. Теперь, попеременно мотаясь на двух конях, ехал он впереди и настойчиво искал своего бывшего заложника.