Василий Аксенов - «Юность». Избранное. X. 1955-1965

— А вы кто такой? Кто вы, скажите-ка?

— Я Карпов, — ответил Владимир Ильич и продолжал: — Может быть, многие из вас поверили, что кадеты — лучшие друзья народа и что они не собираются продать народную свободу царизму…

— От чьего имени бы говорите? — воскликнул Огородников.

— От имени рабочей партии. От имени пролетариата.

— Рабочие идут за нами, вы сегодня в этом убедились! — кричал Огородников. — Мы ведем пароход свободы вперед.

Владимир Ильич быстро повернулся к нему:

— Вы пароходные свистки, а рабочая партия в революции — это пар в котлах пароходной машины. Будет пар в котлах — будут свистеть и свистки. Будет сила у революции — будут свистеть и кадеты.

Рабочие дружно аплодировали.

Огородников вскочил со стула и крикнул:

— Долой!..

— Господин Огородников утверждал здесь, что у кадетов не было соглашения с царем, а были лишь переговоры за чашкой чая, — продолжал оратор.

— Да, да, он так сказал, — подтвердили в зале.

— А с кем велись переговоры? — спросил Владимир Ильич притихший и насторожившийся зал. — С Треповым. С тем самым Треповым, который дал приказ войскам и полиции против рабочих холостых залпов не давать и патронов не жалеть…

— Позор! Позор! — зашумели в зале.

Огородников вскочил с места.

— Никакого соглашения не было, велись только переговоры.

— А что такое переговоры? — спросил его Карпов. — Вы адвокат, господин Огородников, и отлично знаете, что переговоры — это желание соглашения…

Возгласы одобрения раздались со всех концов зала.

— А что такое соглашение? — продолжал Карпов и сам ответил: — Соглашение — это конец переговоров.

Барин в пенсне вскочил с места, повернулся лицом к публике, заложил два пальца в рот и, согнувшись в три погибели, пронзительно свистнул, но как бы в ответ на его свист раздался шквал рукоплесканий. Рабочие, сложив ладони коробочкой, хлопали, будто стреляли из ружей.

Серебряный колокольчик в руках графини тщетно пытался восстановить тишину.

Герасимов давно уже всматривался в оратора. По одежде — рабочий, но голова, голова! Крупный, высокий лоб ученого — второго такого нет. В картотеке охранки есть несколько фотографий Ульянова-Ленина. По одному лбу можно найти этого человека. И потом глаза… А молниеносная быстрота в полемике… Неужели Ульянов так неосмотрителен, что явился сюда, на многотысячный митинг, и даже не надел парика? Вот теперь упустить его нельзя…

Герасимов поднялся со своего места и стал пробираться в проход, но там была настоящая пробка, устроенная рабочими-дружинниками.

— Господа, пропустите, господа, прошу вас, — настойчиво просил Герасимов.

— Помолчи ты, господин хороший, — досадливо отмахнулся Ефим Петрович, — не мешай слушать оратора.

В зале звучал уверенный голос Владимира Ильича Ленина. Ладный и подтянутый, несмотря на грубые сапоги и брюки с пузырями на коленях и потертый пиджак, он ходил взад и вперед по сцене и по душам разговаривал с тремя тысячами жадно слушающих его людей.

Тишина в зале то и дело взрывалась грохотом одобрительных аплодисментов, и по просьбе Карпова, которую он выражал легким поднятием руки, снова водворялась тишина.

— Здесь выступал господин Бартеньев. — Владимир Ильич поискал глазами маленькую фигурку Дана.

«Нет, этот Дан ядовитый», — подумал Герасимов, видя, с какой злобой и ненавистью смотрел тот на Карпова.

— Очевидно, господин Бартеньев выступал от имени меньшевиков, а не всей социал-демократии. Он призывал к поддержке кадетов, кадетской думы, уверял, что кадеты ищут опоры в народе. Последнее правильно. Но это одна сторона вопроса. А вот о том, что либеральная буржуазия смертельно боится революционной самостоятельности пролетариата, — об этом господин Бартеньев умолчал. Почему? Потому что господа меньшевики сами не верят в силу и самостоятельность пролетариата и отводят ему роль скромного чернорабочего в буржуазно-демократической революции.

— Вы замахиваетесь на решения Четвертого Объединительного съезда! — закричал Дан и в бешенстве потряс над головой кулаками.

— Я признаю обязательность решений Объединительного съезда, но некоторые из этих решений ошибочны, потому что съезд по своему составу был меньшевистский, а ошибки надо исправлять, — заключил Владимир Ильич и вынул из кармана вчетверо сложенный лист бумаги.

Дружные аплодисменты заглушили крики Дана.

— Товарищи, прошу заслушать предлагаемую мною резолюцию, — деловито предложил Владимир Ильич.