Альберт Швейцер: Я родился в период духовного упадка человечества (Из автобиографических сочинений А Швейцера)

Известный востоковед и теолог Эдуард Ройс в Страсбурге не разрешал студентам-теологам ездить на велосипедах. Когда я, став в 1893 году студентом теологического факультета, въехал на своем велосипеде в монастырь св. Фомы, ректор заведения Эриксон заметил, что он может позволить мне это только потому, что профессор Ройс уже умер.

Современной молодежи трудно даже представить себе, чем для нас было появление первых велосипедов. Перед нами открылись новые, неведомые прежде возможности общения с природой, и я с удовольствием воспользовался ими.

Кроме первого велосипеда, мне запомнились и первые помидоры. Мне не было еще шести лет, когда наш сосед Леопольд принес нам как большую новинку красные диковинные плоды, выращенные им в своем саду. Подарок привел матушку в замешательство, она не знала точно, как их готовить. Когда красный соус оказался на столе, он имел столь мало успеха, что большая его часть угодила в помойное ведро. Только в конце восьмидесятых годов помидоры прижились в Эльзасе.

Самым неприятным местом для меня был рабочий кабинет отца. Я заходил туда только при крайней необходимости. Царивший там запах старых книг перехватывал мне дыхание. Мне казалось противоестественным, что отец всегда сидит за столом, что-то изучает, пишет. Я не понимал, как он может это выдерживать, и поклялся себе, что никогда не стану таким ученым, пишущим человеком.

Гораздо лучше стал я понимать занятия отца, когда вырос и смог оценить привлекательность печатавшихся им в "Церковном вестнике" и календарях сельских историй. Его литературным образцом был Иеремия Готхельф, швейцарский пастор, известный писатель. Отец, правда, был гораздо сдержаннее, он избегал той отчетливости изображения, которая выдает оригиналы героев рассказов.

Но раз в году мне приходилось возобновлять знакомство с кабинетом. Это случалось между Рождеством и Новым годом.

Наступал день, когда после завтрака отец изрекал: "Сегодня будем писать письма! Рождественские подарки вы получаете, а поблагодарить в ответ вам лень. За дело! И чтобы я не видел никаких недовольных лиц!"

О, эти часы, которые мы с сестрами высиживали в кабинете, вдыхая запах книг, слушая, как по бумаге скрипит перо отца! Душой я был со своими товарищами, которые неслись на санках с горки за церковью... мне же приходилось писать письма дядям, тетям, крестным, всем тем, кто прислал рождественские подарки! И что за письма! Никогда в жизни больше мое перо не двигалось по бумаге с таким трудом. Все письма, само собой, состояли из трех частей и были одного содержания: 1. Благодарность за рождественский подарок и заверение, что из всех подарков этот доставил мне больше всего радости. 2. Перечисление всех подарков. 3. Новогодние пожелания. И при одинаковом содержании одно письмо должно было отличаться от другого! И в каждом нагромождались чудовищные трудности поисков приличного перехода от полученных рождественских подарков к новогодним пожеланиям. Я уж не говорю о мучительной необходимости каждый раз заново отыскивать для концовки подходящую любезность!

Каждое письмо нужно было сначала написать начерно и показать отцу. Затем его следовало исправить или заново переработать и, наконец, переписать на красивой почтовой бумаге без ошибок и помарок.

Часто к началу обеда я не успевал набросать даже одно из шести или семи требуемых писем! Годами праздничные обеды между Рождеством и Новым годом я обильно солил собственными слезами. Однажды, вспомнив о неизбежных письмах, я зарыдал сразу же после раздачи рождественских подарков! Моей сестре Луизе удавалось каждое письмо писать иначе и всегда находить новые переходы от благодарности к новогодним пожеланиям. Никогда и никто больше не вызывал у меня такого восхищения своим писательским мастерством.

Отвращение к рабочим кабинетам и писанию писем, внушенное мне в детстве из-за этих благодарственных и новогодних посланий, держалось годами. Между тем, в силу сложившихся жизненных обстоятельств, я был принужден вести обширную корреспонденцию. Но я так и не научился писать письма, где в заключение требуется изящно перейти к новогодним пожеланиям. Поэтому, посылая, как дядюшка или крестный, рождественские подарки, я всегда запрещаю получателям отвечать мне благодарственным письмом. Пусть хотя бы они не проливают слез над своими рождественскими обедами, как довелось это делать мне.

Я и сейчас чувствую себя не совсем уютно в отцовском кабинете.