Ежегодно, ранней весной, в село Бедное приезжали вербовщики. Они формально заключали договор на вербовку с каждой девушкой. А по существу было так: местная власть колхозу давала разнарядку. Председатели колхозов единолично решали кого и сколько дать вербовщику.
Как говорится, и волки сыты, и овцы целы. Иные девушки сами навязывали свои услуги. Были случаи, когда возраст не подходил. Девка недотягивала до совершеннолетия пару-тройку лет — все равно, припишут недостающие годы и завербуют ее. Некоторые уезжали по чужим паспортам. И такое бывало. Кое-кто старался выехать из родного села по беременности, а там, в пути, освободиться от незаконного дитя — такое тоже было. Но, главное, что подкупало юных красавиц, это заработать деньги. У колхозника, чтобы заработать себе на хлеб, был один вариант — вербовка. За сезон, который длился все лето, человек что-то мог заработать. В колхозе, за трудодень-«палочку» селянин ничего не получал. Это, как в народе говорят, был мартышкин труд.
Выезд по вербовке оформлялся документально. На руки завербованному выдавалась «стандартка». По этой бумаге выдавался временный паспорт. Такую «вольную» получал только тот, кто добровольно желал поехать в ссылку на торфоразработки в Балахну. Процедура вербовки была простая. В колхоз приезжал представитель из Балахны. Для крепости вербовщики требовали согласие другой стороны. Договор скреплялся подписью самой девушкой. Если та в течение срока договора убегала с торфоразработок, то ей грозила даже уголовная ответственность. Каторжный труд не каждому был под силу. Конечно, девушки знали, куда их вербуют и что их там ожидает. Но девушка все-таки временно была вольной птахой.
Сестра Леньки Грунина, Нелька, тоже поела не один год «торфяного» хлебушка. Она рассказывала интересные истории. Эти воспоминания были сквозь слезы. Нелька была совсем юной девочкой, ей бы только в куклы играть, а она проявила охоту поехать на торфоразработки. Случилось так, что ей не хватало пару лет до совершеннолетия. Тогда она решила эту задачку по своей детской наивности так: прибавила себе год или два, и стала совершеннолетней. Она была, конечно, завербована. Таким путем, на целых шесть месяцев, Нелька получила себе вольную. Теперь, она могла заработать не только на черный кусок хлеба, но и еще купить себе кое-какие наряды.
Деньги, что зарабатывали девушки на торфу, были облиты соленым потом и кровью. Это был каторжный труд. Но почти все девушки из села на все лето уезжали в Балахну. Немногие из них оставались дома.
Провожали на торф всем селом. Это было тяжелое и горькое зрелище. В назначенный день в определенном местечке был сбор. В часы проводов село просто стонало. Девки и их матери проливали море слез.
Все плакали в голосовую. Знали девушки, что едут они не в отчий дом, и что их ожидает впереди не сладкая жизнь.
Отправка «торфушек» производилась организованно. По всей улице Ширлавка черной траурной лентой выстраивались в одну цепочку тачки с сундучками. Тут же, на сундуках, увязанные веревками, лежали мешки с одеждой и провизией. По общей команде старшего вся эта «лента» на тачках отправлялась по заданному маршруту. До станции путь был не дальний, но и не близкий. Самая ближняя железнодорожная точка находилась от села Бедное в тридцати километрах. Все это расстояние девушки свои сундуки с мешками тащили по песчаной дороге на тачках. От станции Ковылкино до Горького ехали в телячьих вагонах. С горьковского Казанского вокзала, почти по всему Горькому, через Окский мост девушки с сундуками и мешками шли пешком. Лишь со Сталинского вокзала на «кукушке» добирались до Балахны. Девичьи хрупкие плечи все выдерживали.
На торфу был тяжелый рабский труд. Цена месячного труда торфушки составляла 400—500 рублей. А каждый заработанный рубль был на вес золота. Целый световой день, от зари до зари, без разгиба трудилась девушка-торфушка. Рацион питания на день состоял из одного куска черного хлеба и стакана чая, разведенного кусочком сахара-рафинада. Вот и вся еда. Разумеется, молодой организм все выдерживал, но с годами на здоровье торфушек это отрыгнулось разными болезнями. Многие из них не дожили до срока, что отведено природой. Некоторые рано умерли, другие стали на всю жизнь инвалидами. Сестра Грунина страдает на белом свете около тридцати лет. Это последствия прошлой трудовой деятельности на торфу.
Жить да жить бы Фроловой Маринке, Горбатовой Тане, Лобызовой Соне, Алешкиной Зине, Митроновой Тане… Жизнь этих людей оборвалась преждевременно. Пусть вечно земля им будет пухом.
Читать дальше