- Меня вовсе не радует его консерватизм...
- Однако ты все-таки собираешься его поддерживать.
- Для ректора колледжа консерватизм не такое уж большое зло.
- Консерватизм всегда зло, особенно если им заражен влиятельный человек. И ты сам это прекрасно знаешь. Мир стал таким неустойчивым, что любая мелочь имеет теперь огромнейшее значение. Одуревшие от чванства консерваторы думают, что они ведут себя основательно и благоразумно. А я уверен - их благоразумная основательность чревата бесповоротным союзом с фашистами или войной, в которой нас могут так расколотить, что только мокрое место останется.
В словах Фрэнсиса звучала тяжкая, застарелая злость. Он был радикалом как и многие ученые его поколения. Они понимали, что через два-три года именно им придется взять на себя всю полноту ответственности за судьбу страны. Фрэнсиса одолевала такая тяжелая усталость, что мне вдруг расхотелось ему возражать.
- Разумеется, ты прав, Фрэнсис, - проговорил я. - Мне кажется, что Джего будет достойным ректором, но мои убеждения ничуть не изменились.
Он улыбнулся, и морщинки-лучики, разбежавшиеся на мгновение по его лицу, смягчили его суровую угрюмость; но улыбка сразу же угасла.
- Ну хорошо, а ты-то кого предлагаешь? - спросил я.
- Как будто ты не знаешь! Кроуфорда, конечно.
- Вот уж кто действительно пустой человек! Самонадеянный. Ограниченный. Неумный...
- Он серьезный ученый. И это еще скромно сказано - серьезный.
Другого мнения о Кроуфорде я никогда и не слышал. Кое-кто утверждал даже, что он один из лучших современных биологов.
- У него передовые взгляды. И он не боится их высказывать, - продолжал между тем Гетлиф.
- Он тошнотворно самодоволен...
- Ученые его ранга редко придерживаются радикальных взглядов. А ведь к их высказываниям очень внимательно прислушиваются. Как же ты не видишь, что ректор-радикал принесет обществу огромную пользу?
- Возможно, - согласился я. Мы немного поостыли и начали слушать друг друга. - Вполне возможно. Но подумай, принесет ли он пользу колледжу?
Немного помолчав, я добавил:
- Он совершенно бесчувственный человек. У него рыбья кровь. И ни на грош воображения.
- А Джего, значит, не такой?
- Как человек, он полная противоположность Кроуфорду.
- Ну, идеальных людей не бывает, - сказал Гетлиф.
Я спросил:
- Так, по-твоему, кандидатуру Кроуфорда тоже выдвинут?
- Обязательно - если мое мнение что-нибудь значит, - ответил Гетлиф.
- А с Винслоу ты разговаривал?
- Пока нет. Но я уверен - он поддержит Кроуфорда. Деваться-то ему некуда.
Правильно, подумал я. Винслоу неопределенно толковал о поисках руководителя на стороне - и нарочито не называл никаких имен. Значит, в глубине души он все же надеется, что ему тоже предложат баллотироваться на этот пост, - надеется, хотя прекрасно знает, как его не любят, и, конечно же, помнит, что в прошлый раз ему тоже никто не предложил выставить свою кандидатуру. Да, деваться ему некуда, он должен поддержать Кроуфорда.
- Других серьезных претендентов нет, - сказал Гетлиф. И тотчас спросил - резко, настойчиво: - Так за кого ты будешь голосовать?
Мне очень не хотелось с ним ссориться. И все же, немного помолчав, я ответил:
- К сожалению, Кроуфорд для меня пустое место. Я понимаю, о чем ты толкуешь. Но считаю, что ректор прежде всего должен быть человеком. А поэтому буду голосовать за Джего.
Лицо Гетлифа вспыхнуло, на лбу явственней обозначилась вена.
- Чудовищная безответственность, - проговорил он. - Чтобы не сказать больше.
- Будем считать, что мы не сошлись во мнениях. - Я с трудом удержался от тех резких слов, которые вертелись у меня на языке.
- Хоть убей, не понимаю, зачем ты так поспешил, - сказал Гетлиф. По-моему, у меня было право надеяться, что ты со мной посоветуешься.
- Если б ты не уехал, я бы непременно с тобой посоветовался.
- С другими-то ты наверняка это обсуждал.
- Конечно.
- Да, трудно мне теперь будет считать тебя надежным человеком...
- Прекрати, Фрэнсис, - сказал я. - У меня ведь тоже может лопнуть терпение...
- Значит, ты намерен и дальше поддерживать этот идиотизм? - рявкнул он.
- Разумеется.
- Ну так обещаю тебе - я приложу все силы, чтобы у вас ничего не вышло!
10. ПЕРВОЕ СОБРАНИЕ
У главного входа громоздились горы чемоданов, во двориках перекликались звонкие молодые голоса, тяжело нагруженные тележки привратников гремели и грохотали по каменным плитам. В трапезной все лавки у столов были заняты, шум прекращался только во время молитвы, и весь вечер на лестницах, куда выходили комнаты студентов, слышались торопливые шаги. Гомон во двориках затих только к ночи; выгнанные голодом крысы возвращались после каникул на обжитые места - в кухне снова появились запасы продуктов. Официальное собрание членов Совета было назначено на следующий понедельник - первый понедельник учебного триместра.
Читать дальше