Чарльз Сноу - Возвращения домой

Джеффри провоцировал меня: его работе следовало завидовать, ею нужно было восхищаться; а мне хотелось доказать, что все это не так.

Не доверяя себе, я решил переменить тему разговора. Недолго думая, я спросил у него первое, что мне пришло в голову: какого он мнения о новостях, напечатанных в утренних газетах.

- Да-да, - равнодушно отозвался он, - отец одного из моих пациентов что-то говорил об этом.

- А каково ваше мнение?

- У меня нет никакого мнения.

- Но вопрос довольно ясен, не так ли?

- Возможно, - ответил он. - Дело в том, что я не читал утренней газеты.

- Вы так сильно заняты? - старался я поддерживать разговор.

- Нет, - ответил он с нескрываемым удовольствием, откидывая назад голову, как человек, сделавший ловкий ход, - мы их вообще не читаем. Год назад мы перестали на них подписываться. Мне казалось, что газета будет доставлять мне неприятные волнения; пользы это никому не принесет, я же только пострадаю. Во всяком случае, я считаю, что в мире и без того слишком много неприятностей, и добавлять к ним хотя бы малую толику своих не намерен. И потому мы решили, что самое благоразумное - газету больше не выписывать.

- Я бы так не смог, - заметил я.

- Нет, в самом деле, - продолжал Джеффри, - если бы многие из нас брали себе дело по плечу да все свое внимание сосредоточивали на вещах, реально осуществимых, напряженности в мире стало бы гораздо меньше, а силы добра и разума могли бы восторжествовать.

- По-моему, это очень опасное заблуждение, - отозвался я.

Он снова меня провоцировал; раздражение, не покидавшее меня за этим столом, прорывалось в моем голосе; на сей раз, казалось мне, я имел достаточный повод. Во-первых, квиетизм подобного рода становился весьма распространенным среди моих знакомых, и это вызывало тревогу. Во-вторых, сам Джеффри представлялся мне слишком самодовольным, он рассуждал, как человек, смотревший на происходящее свысока, и, подобно многим людям, которые ведут общественно полезную и честную жизнь, подобно многим неиспорченным людям, своим эгоизмом изолировал себя от общества.

Внезапно в нашу беседу вмешалась Маргарет.

- Он совершенно прав, - сказала она мне.

Она улыбалась, стараясь держаться непринужденно, как и я в разговоре с Джеффри, но было видно, что она взволнована и сердится.

- Почему ты так думаешь?

- Мы должны браться только за те дела, которые нам под силу.

- Я считаю, - сказал я, начиная сердиться, - что человек не имеет права безучастно относиться к окружающей его действительности. А если он к ней безучастен, то, я уверен, от этого проигрывает только он.

- Что значит проигрывает?

- Проигрывает как человек. Как всякий неуемный оптимист, который отрешается от всего, что может его огорчить. А я-то думал, что для тебя унизительно не страдать своими страданиями и не радоваться своим радостям!

Маргарет улыбнулась с некоторым злорадством, словно довольная тем, что я оказался еще несдержаннее ее.

- Самое неприятное то, что, когда доходит до дела, такие рассудительные люди, как ты, становятся совершенно беспомощными. Ты считаешь, что Джеффри витает в облаках, но ведь он приносит несравненно больше пользы, чем ты. Ему нравится лечить детей и хочется быть счастливым. Неужели тебе никогда не приходило в голову, что никто, кроме тебя, не тревожится о том, унижает он себя или нет?

Я терпел жестокое поражение; я не мог переубедить ее - мне было больно от того, что она столь рьяно бросилась на его защиту.

И тут мне тоже захотелось причинить ей боль.

Я напомнил, что никогда не считал себя вправе учить других жить правильно, как это делали, например, друзья ее-отца лет двадцать назад, и для чего нужно самому находиться в исключительно привилегированном положении.

- Если уж говорить честно, - я взглянул на Джеффри, потом на нее, - вы немногим отличаетесь от них. Вы бы так не рассуждали, не достанься вам волею судьбы одна из немногих гуманных профессий и не принадлежи вы оба той же волею судьбы к семьям, которые имеют возможность сами сеять добро, а не ждать его от других.

- Льюис! - воскликнула она в ярости, впервые за три года назвав меня по имени. - Это несправедливо.

- Вот как? - спросил я, наблюдая за тем, как краска заливает ее шею и лицо.

- Что ж, не стану отрицать, - рассудительно сказал Джеффри с раздражающей прямотой и самодовольной улыбкой, - в этом есть доля правды.

- Неужели ты хочешь сказать, что я оказываю кому-нибудь благодеяния? вскричала она.

- Отдельным людям нет, этого я бы не сказал. Но в общественном плане конечно, да.