Чарльз Сноу - Возвращения домой

И вот она сидит против меня за столиком. Ей уже около тридцати пяти. Нос ее еще больше заострился, а в прекрасных глазах появилась проницательность. Она всегда любила выпить и сейчас вместе со мной опрокидывала пинту за пинтой горького пива. Она ни словом не обмолвилась ни о Шейле, ни о других постигших меня бедах, но с удовольствием болтала о прошлом. В приливе сентиментальности вспоминала она не какое-либо одно радостное событие, а нашу юность вообще.

Сладкая грусть о прошедших днях, легкая, как дымка тумана, обволакивала нас; эта грусть не исчезла и тогда, когда мы пошли обедать. Мы направились в другой ресторан, где можно было поесть так, как не приходилось в течение всего года, - Бетти, хоть она и не жила в Лондоне, знала все новейшие рестораны; она интересуется этим, подумал я, как одинокий, энергичный и потворствующий своим слабостям мужчина. И вот, сидя в уголке ресторана на Перси-стрит, мы с участием, тактом и грустью старых друзей задавали друг другу вопросы, а где-то в глубине души, скрытое легкой тоской, таилось ощущение, что, сложись обстоятельства по-иному, наши отношения могли бы стать более близкими.

Я расспрашивал ее о людях, с которыми она встречается, о ее новых друзьях, в сущности желая узнать, есть ли у нее любовник и не собирается ли она выйти замуж. Глупо было, конечно, вести столь витиеватую и уклончивую беседу, в стиле мистера Найта, с этой женщиной, которую я так хорошо знал и которая частенько сама не стеснялась в выражениях. Но Бетти не стеснялась лишь в разговорах о плотских отношениях; в обсуждении же чувств она была скрытной, как школьница. Я давно знал, что из нее не вытянешь и слова о ее чувствах к какому-нибудь мужчине. Даже сейчас она отвечала, как молоденькая девушка, которая твердо решила не обращать внимания на насмешки. Да, на фабрике она встречается со многими людьми.

- Некоторые из них довольно интересные, - сказала она.

- Кто же они?

- Управляющие и другие.

- Кто-нибудь особенно интересен?

Я был уверен, что ей хотелось со мной поделиться.

- По правде говоря, - вдруг решилась она, - есть человек, который мне, пожалуй, нравится.

Я спросил о нем. Вдовец, намного старше ее, более или менее преуспевает.

- Вам, конечно, - сказал я, - раньше не приходилось встречаться с людьми подобного рода.

- Он славный человек.

- Значит все в порядке, - ласково сказал я.

- Возможно, - заметила она с оттенком надежды, никогда ее не покидавшей, но без всякой уверенности.

- Вы недооцениваете себя, дорогая, - заметил я.

Она застенчиво улыбнулась.

- Не знаю...

- Почему, скажите, ради бога, все не может сложиться к лучшему?

- Понимаете, - ответила она, - не всякому я подойду.

Она сказала это твердо. Ей стало легче, когда она чуть открыла мне душу, хоть это признание и далось ей с большим трудом. Она замолчала, словно оглушенная собственной откровенностью. А потом сразу заговорила обо мне.

- Кто эта девушка, что убежала из бара?

- Мы познакомились прошлой осенью, - ответил я.

- Это серьезно?

- Да.

Бетти кивнула и дружески, почти укоризненным тоном продолжала:

- Вам здорово не повезло в прошлый раз. Эта не такая?

- Ничего общего.

Она пристально взглянула на меня.

- Было бы очень хорошо, - сказал она, и голос ее внезапно смягчился, если бы вы сумели стать счастливым. - И добавила; - Вы заслуживаете этого больше других.

Даже воздух в этом уголке ресторана был, казалось, насыщен взаимным дружеским участием. Бетти подходила к жизни трезво: в отношении самой себя, до такой степени трезво, что явно портила себе жизнь; так же строго и без скидок она оценивала и Других людей. Что же касается меня, то тут она ошибалась, ибо считала меня лучше, чем я есть на самом деле.

А насколько лучше, я убедился час спустя. Из ресторана я отправился к Маргарет и застал ее за разговором с Элен. Обе были веселы и счастливы. Элен ожила; подобно Маргарет, она нелегко сдавалась. Я узнал, что она была у врача, и больше ей не хотелось обсуждать собственные неприятности. Когда я вошел, мне сразу стало ясно, что вместо этого они с удовольствием, увлеченно говорили о нас с Маргарет.

В этот летний вечер двухстворчатая дверь из гостиной в спальню Маргарет была распахнута; сестры сидели по обе стороны холодного камина в гостиной, которой мы никогда не пользовались зимой. На улице играли дети, было еще светло, хотя уже шел десятый час, и за окном - оно находилось на уровне наших стульев - мелькали головы и плечи прохожих. Совсем как в "парадной зале" из моего детства.