Чарльз Сноу - Возвращения домой

Это был не комплимент, а просто констатация биологического факта. Его переполняло чувство торжества, потому что ребенок выздоравливал. И еще одно: равнодушный ко многому, чем мы увлекались, он не читал газет, с презрением относился к политике, смеялся над искусством, которое считал детской забавой, но признавал биологический вид, породу. Он испытывал самую бескорыстную радость и даже какое-то чувство животного торжества при виде здорового, способного ребенка.

У меня кружилась голова от радости Маргарет; ее радость перекликалась с моей, и я уже не отличал, где кончается одна и начинается другая. Я готов был превозносить Джеффри до небес; я пребывал в состоянии такого восторга, что все мое долго сдерживаемое сумасбродство взбунтовалось против привычных рамок такта и даже против обычного внимания к ближнему. Мне хотелось одновременно и держаться с Джеффри надменно и унижаться перед ним; хотелось и прямо спросить его, не собирается ли он жениться на женщине, чья фотография стояла у него на столе, а заодно - не могу ли я быть чем-нибудь ему полезен.

Мною двигала внутренняя необходимость, источником которой было чувство более глубокое, владевшее всеми нами.

- Прекрасный мальчик, - повторил Джеффри.

И я невольно ответил:

- Такой же, как и ваш.

Он удивился.

- Да, пожалуй, и мой тоже. - Он добавил, откинув голову, полный былого студенческого тщеславия: - Но я именно этого от него и ожидал.

Он смотрел на Маргарет. Слезы еще не высохли у нее на щеках; она сияла от счастья и боли.

- Я очень слежу, чтобы не пропустить малейших признаков заболевания, сказала она.

- Да, - заметил Джеффри, - если в течение двух недель все будет хорошо, значит, он не заразился.

- Я сделаю все, что ты скажешь, - произнесла она.

Он кивнул.

- Во время инкубационного периода мне лучше смотреть его раза два-три в неделю.

Она воскликнула:

- Мы должны уберечь его по мере сил своих!

Придя ко мне, она знала, какую тяжкую ношу берет на себя; другие просто бы отмахнулись, но она была не из таких, ее бремя давило ей плечи даже сейчас, в минуту счастья, давило еще тяжелей именно потому, что она испытывала душевный подъем. Нет, она не могла позволить Морису заразиться. Когда она говорила о нем, когда она говорила, что мы должны уберечь его по мере сил своих, она говорила не только о болезни, но и о будущем.

Я сказал:

- Да, мы должны уберечь его по мере своих возможностей.

Это был ключ к нашему взаимопониманию. Но Джеффри, тоже слышавший ее слова, казалось, ничего не понял. И ответил, как будто речь шла только о болезни:

- Если даже появятся признаки, что мало вероятно, не надо воспринимать это чересчур трагически. Хороши бы мы были, если бы не умели вовремя захватить болезнь. И помните, что дети - существа довольно крепкие. - Он сказал это с удовлетворением, но уже откуда-то издалека. А затем добавил совсем другим тоном: - Я рад, что смог быть полезен вашему ребенку.

В тесном кабинете он сидел на столе и потому возвышался над нами. Взглянув сначала на нее, затем на меня, он тем же тоном, резким, настойчивым и не столь благожелательным, сколь снисходительным, добавил:

- Я рад, что смог быть полезен и вам.

Теперь он чувствовал себя с нами совершенно свободно. До этого существовала какая-то неловкость, так как, человек легкодумный, он был в то же время прямолинейным; он не умел прощать и в присутствии тех, кто его обидел, испытывал не чувство ненависти, а бессилие и неполноценность. А теперь мы были ему обязаны. Преимущество было на его стороне. И он снова был готов обожать ее: он готов был относиться с симпатией даже ко мне. Он был счастлив, свободен и добр.

И, как это ни странно, мы чувствовали себя точно так же. Она, да и я, раньше питали к нему неприязнь, как к человеку, которому несправедливо причинили боль: в этой неприязни был элемент презрительной насмешки, антипатии, унижающей его достоинство. Теперь он доказал свою силу, а мы оказались жалкими. Мы были в его руках; и у нас обоих, особенно у нее впрочем и у меня - это сознание уничтожило тайный стыд.

Он сидел, возвышаясь над нами, почти касаясь головой электрической лампочки. Мы с Маргарет смотрели на него снизу вверх; лицо ее побледнело от бессонницы и тревоги; глаза покраснели, и на них появились кровавые жилки; наверное, и я выглядел так же. По нему не было заметно, что он не спал ночь: он, как всегда, позаботился о своей внешности, тщательно пригладив волосы и разделив их пробором, и весь благоухал после бритья.