Чарльз Сноу - Возвращения домой

- Боюсь, ты прав, - сказала она. - Но если это избавит от боли других, то неужели я не сумею выдержать?

Стиснув рукой каминную доску, я ответил как мог просто:

- Меня не избавит.

- Этого я боялась.

- Я говорю не о ревности, а о том, чего лишаюсь. Если я соглашусь на твои условия, я потеряю то, чего больше всего хочу. Я сейчас думаю не о тебе, я думаю только о себе.

- Я рада, - сказала она.

- Я хочу, чтобы ты была со мной всегда. Я надеюсь, что мы будем счастливы, но поручиться за это не могу. Ведь ты знаешь лучше, чем кто-либо иной, что я не умею жить бок о бок с другим человеком. И если со мной не будет тебя, то не будет никого.

Она слушала меня, опустив голову и закрыв лицо руками; мне видны были только ее волосы.

- Я не должна отчаиваться, не должна, - наконец сказала она. - Но выхода я не вижу. - Она взглянула на меня ясными глазами и добавила: - Мне надо сказать тебе кое-что о Джеффри, хотя тебе это и не понравится.

- Говори, - отозвался я.

- Я не хочу делать из этого целую драму. Я очень хорошо отношусь к Джеффри, но меня не тянет к нему так, как к тебе. Я даже не уверена, очень ли я нужна ему...

- В чем же дело?

- Быть может, все и обойдется. Должна признаться, я на это надеялась. И продолжала: - Я его не знаю, да и никогда не знала так, как знаю тебя. Я не знаю, сильны ли его чувства. Вот восприятия у него сильны, он часто доволен собой, и его раздражают люди, которые не считают, как считает он, что жизнь проста.

Ей хотелось верить, что в этом можно найти оправдание. Она старательно гнала от себя сомнения. Ее слова, как и в прошлый раз, когда мы тайно встретились в кафе, были честны. Но как и в тот раз, она - да и я тоже сознавали, что это только слова. Она хотела верить, что не очень нужна ему. Я тоже хотел этому верить.

- Он всегда и во всем был ко мне предельно чуток и внимателен, - вдруг громко заговорила она. - Мне совершенно не в чем его упрекнуть. Как же я могу подойти к нему и сказать: "Ты был добр ко мне, спасибо, но теперь я ухожу от тебя, хотя и не могу объяснить почему".

- Я готов поговорить с ним, - сказал я.

- Ни за что, - пылко возразила она. - Я не хочу быть предметом обсуждения.

На мгновение гнев, нет, нечто более глубокое, чем гнев, блеснуло в ее глазах. Она улыбнулась мне.

- Прости, - сказала она. - Мне бы хотелось сердиться на него, а я злюсь на тебя. Ну а насчет того, чтобы обсудить меня, - добавила она, - то он, возможно, и не стал бы возражать, даже счел бы это, пожалуй, признаком хорошего воспитания. Но мы с тобой недостаточно воспитаны для этого.

- Я сделаю все, чтобы он понял, - сказал я.

- Не надо.

- Значит, это сделаешь ты?

- После того, что я сказала, ты не должен просить меня.

Я стоял возле камина в ярко освещенной комнате, глядя на диван, где сидела она. Занавеси еще не были задернуты, над парком висело черное зимнее небо. Напряжение достигло такого предела, что его не в силах была разрядить никакая ласка.

- Ты думаешь, мне по душе, что вся тяжесть ложится на тебя? - спросил я.

- Я сделаю все, но не это.

- Другой возможности нет.

- Умоляю тебя, - сказала она, - давай попробуем по-моему.

Прошло немало времени, прежде чем в напряженной, звенящей тишине прозвучал мой ответ:

- Никогда.

43. ВИЗИТ ДОБРОЖЕЛАТЕЛЯ

На следующей неделе, когда я все еще пребывал в мучительной неизвестности, в кабинет вошла моя секретарша и доложила, что меня хочет видеть мистер Дэвидсон. Я поздоровался с ним, не выходя из-за стола - у меня в тот день было очень много работы, - и с тревогой ждал, что он заговорит о Маргарет, но этого не случилось.

Я не верил, что он заглянул ко мне только потому, что был в хорошем настроении и ему захотелось меня повидать.

- Я вам помешал? - спросил он с довольным смешком. - Нет, на этот вопрос невозможно ответить. Что сказать, когда у тебя завал работы, а какой-то осел нахально спрашивает, не мешает ли он тебе?

- Ничего, - ответил я. - Все это может подождать.

- Земля не остановится? - Задорным, мальчишеским движением он откинул со лба седую прядь. - Понимаете, мне необходимо перед кем-нибудь похвастаться. А в этом районе Лондона, кроме вас, нет никого, перед кем можно было бы как следует похвастаться, по крайней мере чтобы на некоторое время чувствовать себя удовлетворенным.

Он только что был в Атенеуме, где ему предложили почетное звание, правда, университет Сент-Эндрюс, а не его собственный.

- Между прочим, это весьма уважаемое заведение, - сказал Дэвидсон. Разумеется, присвоение звания ничуть не повлияет на всю мою деятельность. Если лет через двадцать несколько человек прочтут сочинения забытого всеми критика в области изобразительного искусства, то это случится вовсе не потому, что в свое время какому-то доброму джентльмену из академиков вздумалось увенчать его степенью доктора. По правде говоря, весьма сомнительно, что критик вообще заслуживает общественного признания. Сейчас критика слишком уж в моде, и работа критика слишком высоко оценивается. И все же, если критика вообще заслуживает уважения, то не вижу оснований, почему бы не оценить и мои заслуги.