Элизабет Гоудж - Маленькая белая лошадка в серебряном свете луны

Мария взглянула на прелестное создание, лежавшее у нее на коленях, тихое и спокойное, с нежными, длинными, шелковистыми ушами. Теперь она могла разглядеть свою зайчиху внимательно, и она поняла, каким оскорблением было сравнивать ее с кроликом. Она была куда более основательного сложения, и вид имела царственный. Шерстка ее была серебристо-серой, мягкой и приятной, уши были такие большие, что скорее напоминали знамена, чем уши, но при этом они были прекрасны и нежны, как будто сделаны из лучшего розового бархата. Хвост был не тот нелепый маленький шарик, что у кроликов, но истинно заячий потрясающий фонтанчик белой шерстки, приковывающий внимание к силе и великолепию задних лап. Передние лапки тоже были отличные, но с задними их и сравнить было нельзя. Глаза были большие, темные и блестящие, а серебристые усики были вдвое длиннее, чем у Виггинса…

Виггинс глядел на зайчиху безо всякого одобрения… Она была крупнее его, ее красота бросала вызов его великолепию, а к этому он не был расположен относиться с легкостью. Он внезапно уселся, спиной к зайчихе, и начал почесываться.

Это было форменным оскорблением, но она не обратила на него внимания. Поистине, нраву нее был безмятежный.

«Я назову ее Тишайка», — сказала Мария. — «Знаешь, Робин, я ее полюбила с первого взгляда, а когда увидела в ловушке, так разозлилась, что даже перестала бояться».

Он не ответил, и взглянув, она увидела, что он исчез, хотя, как ей казалось, она не задала ни одного вопроса. Но она не расстроилась, потому что знала, что он должен снова вернуться… Они должны что-то сделать вместе…

Она отдала Барвинка появившемуся в этот момент Дигвиду, ухмылявшемуся от уха до уха, прошла по саду, поднялась по ступеням к парадной двери с Тишайкой на руках и с Виггинсом, идущим по пятам. Сэр Бенджамин стоял у двери и курил длинную глиняную трубку. За ним в зале стол был накрыт для завтрака, ярко горел огонь в камине, а перед огнем лежал спящий Рольв.

«Я немножко встревожился, когда он вернулся без тебя», — сказал сэр Бенджамин.

«Мы возвращались домой отдельно», — объяснила Мария. — «У нас было столкновение с браконьерами. Рольв остался позади, чтобы задержать их, пока я ускакала с Тишайкой, моей зайчихой, которую мы спасли от них».

Мария ни словом не обмолвилась о Робине. Она привыкла не упоминать о нем взрослым. Они всегда говорили, что он — плод ее воображения.

При упоминании о браконьерах сэр Бенджамин посмотрел на нее с беспокойством, но ничего не сказал. Потом он взглянул на Тишайку, а она на него.

«Тишайка не пойдет в пирог», — твердо заявила Мария. — «Она мой друг, и ее никогда, никогда не съедят. Кроликов есть плохо, а зайцев — просто преступление».

«Дорогая», — ответил сэр Бенджамин, — «я редко ем зайцев, а когда я их ем, то не в пироге, а тушеными в портвейне — в самом лучшем портвейне — только королевский рецепт подходит такому царственному зверю».

«Тишайку вы тушить не будете», — сказала Мария.

«Дорогая, я вовсе не мечтаю тушить Тишайку», — смиренно отозвался сэр Бенджамин.

Уважение, с каким он глядел на Тишайку, равнялось уважению, с каким он взглянул на Марию. Он подумал, что его юная воспитанница вовсе не нуждается в руководстве. Скорее она будет руководить им.

Мария боялась, что в то утро ей будет ужасно трудно сосредоточиться на уроках с мисс Гелиотроп. За воротами Лунной Усадьбы было так чудесно, так таинственно, так необычно, что даже во время завтрака ей казалась мукой каждая минута, проведенная в доме.

Когда они с мисс Гелиотроп уселись у огня в прохладной гостиной с широко открытым в розовый сад западным окном, ее покинуло чувство беспокойства, которое сменилось чудным ощущением мира и покоя. По просьбе мисс Гелиотроп она сняла после завтрака костюм для верховойезды и надела зеленое льняное платье с длинной юбкой, которое перекликалось с зеленью обивки кресел и ковра, и она почувствовала себя на месте в этой прекрасной комнате, словно была частью ее. Виггинс, последовавший за ними, спал с одной стороны от камина, а Тишайка, устроенная в ивовой корзинке, которую для нее нашел сэр Бенджамин, спала с другой стороны. Рольв, как знала Мария, спал перед очагом в зале, и они оставили дверь полуоткрытой, чтобы он мог войти, если захочет. Дигвид работал в саду, а сэр Бенджамин ускакал с визитом к арендатору с одной из дальних ферм. Насколько Мария знала, они с мисс Гелиотроп были единственными живыми существами в этом доме, если не считать зверей, которые спали так крепко, что их и считать не стоило.