Владислав Вишневский - Кирза и лира

О-о!.. Нерадивого солдата, ползающего теперь уже по-явно грязному полу, под столами, лавками, вылавливающего подло разлетевшуюся скользкую посуду, долго ещё смачно, с удовольствием, материт дежурный по кухне. На всю столовую, громко, нехорошими словами вспоминает: его маму, жопу с ручкой, руки, которые не там растут и не оттуда, этих выродков, сопляков, долбоёбов на его бедную голову, и тому подобное. Солдат суетится, неловко собирает посуду. Затем неумело подбирает, растирая, где коленями, где жирной черной тряпкой, разлетевшиеся остатки еды.

Для такого рода оплошностей здесь всегда стоит наготове дежурное ведро с надписью «Для пола» — с грязной остывшей водой. Кое-как закончив приборку, солдат бросается выполнять до этого прерванную работу. Лицо и весь вид солдата виноватый и очень обиженный. Виноват он потому, что из-за его оплошности и этой досадной задержки его товарищи, дежурные по залу, будут меньше отдыхать. А обижен потому, что его мама — не такая.

В это же время другие солдаты, тоже дежурные по залу, на убранной от грязной посуды территории моют пол. Один дежурный, согнувшись пополам, пятясь задом, очень мокрой тряпкой широкими движениями щедро мочит водой грязную поверхность пола — моет. Следом за ним другой дежурный большой тряпкой, чуть посуше, так же взявшись за два её конца, так же пятясь задом, аккуратно тащит воду по намоченному пространству — сушит. У них одно общее ведро. Тряпку каждый из них, пару раз окунув в ведро, отжимает, протаскивая ее через пальцы, сложенный трубочкой. «Профессионалы», если они есть, а они есть (об этом чуть ниже), те отжимают тряпку, выжимая воду методом «переступания-рук-со-cкручиванием». Но таких в армии мало, таких единицы. Вернее сказать, они есть, но чтобы это понять, придется раскрыть одну очень важную армейскую закономерность. Когда ты, солдат, наконец в мытье пола достигаешь такого вот совершенства, как «выжимание-тряпки-методом-скручивания», в это время за тебя начинают мыть полы уже другие — те, которые, согласно учению Дарвина, находятся на предыдущей стадии своего эволюционного армейского развития. Проще сказать, в армию только что пришли, то есть молодые — твоя боевая смена, парень. В таком случае, тебе уже мыть ничего не надо, это даже смешно. Понятно? Вот, я и говорю — всё просто и гениально. Армия потому что!

Мойщики пола (таким же образом, они только что перед этим закончили протирать столы) сейчас, как и все другие на этой кухне одинаково мокрые и несчастные в своей черновой работе, находятся как раз на той самой, начальной стадии армейского развития… Всё по Дарвину, всё справедливо. Но они уже знают, им говорят, им внушают: «Терпи, пацан, терпи. Сегодня ты на четвереньках. Да, на четвереньках… Но завтра!.. Завтра ты… Придет твой день, парень, придет, — ты встанешь. Встанешь-встанешь. Ага! А пока… пока… А что пока? Впереди ох, какой — пока! — длинный армейский путь. Только ж начали».

В армейской столовой мы впервые.

Видя всё происходящее вокруг нас, сидим за столами в стадии лёгкой обалделости. К этому, естественно, ещё и в стадии жуткой голодности. Крутим глазами, лысыми бошками, переговариваемся… Ждем. Настороженно наблюдаем эту неприятную для нас изнаночную сторону такой вдруг удивительной, мягко сказать, совсем нехорошей, армейской жизни. Родина, что это? Именно за этим мы, и другие, сюда ехали, да? Эй… Эге-гей, Родина! Ро… А она молчит… Родная, но глухая, к тому же слепая, кажется. Во, подарок!..

Ладно…

Эти наблюдения неприятны, они угнетают сознание, подавляют и напрочь портят возникшее было патриотическое настроение. От этой казенной убогости и серости пытаемся отвлечься, разглядывая огромную, яркую, без полутонов военно-патетическую картину на стене. Она впечатляет.

Далеко на третьем плане, в глубине её, изображены ярко-зелёные холмы и синие-синие горы. Ближе к нам — на втором плане — высятся величественные силуэты заводов и фабрик, в чёрно-серых производственных тонах, резко переходящих в ровное бескрайное поле со спелой золотисто-жёлтой колосящейся рожью. Часть урожая уже начисто убрано, как сбрито, весело и ударно — в наклонку — работающими молодыми женщинами, с хорошо прорисованными округлыми задами, крепкими икрами ног, полнообъёмистыми грудями (прямо шары такие!), с зазывными белозубыми улыбками. Вдали, на границе поля и начала гор, мирно разгуливают стада пятнистых коров с внушительными молочными емкостями между задними ногами и крупными (красными) сосками. Над всем этим высокое чистое и очень голубое небо, без единого облачка. Верхняя часть неба смело, по диагонали, прорезана реверсивным следом от тройки советских самолетов-перехватчиков. У них яркие красные звездочки на крыльях и хвостах. Они забрались высоко-высоко вверх, и в плотном строю, как блестящие молнии, смело и надежно идут на своё боевое дежурство. Но главное, на первом плане картины — всю её одну треть — занимает огромное, словно топором вырубленное строго-волевое лицо солдата, в большой зеленой каске с красной звездой. Крупное плечо с малиново-красным погоном, огромный бицепс и черный ствол автомата в мощном кулаке левой руки, заслоняют собой спокойную, созидательную, мирную жизнь советского народа, надежно оберегая его от любых агрессоров. Низ картины изящно обвивает оранжевая, с полосами, гвардейская ленточка. «На страже Родины!» — дополняет текст. Все плоско, без полутонов, все резко и контрастно. Размеры и, главное, сверхмужественное выражение лица солдата сильно впечатляют. Для всех нас такой образ явно недосягаем. Такими мы никогда наверное не станем, просто среди нас таких лиц-заготовок нет. Да и бицепсов…