Владислав Вишневский - Кирза и лира

Точнее, не изменилось, а всё встало на свои места… Хотя, нет-нет, конечно, всё изменилось. Изменилось! Потому что пришла Света!.. С её появлением во мне, в моём сознании, мгновенно не осталось ни одного пустого, мрачного, серого или тёмного места. В душе всё ликовало, всё пело, дурачилось и кипело… В моей серой жизненной форме существования появилось то, главное, чего не хватало мне раньше — появилось яркое и желанное содержание: Света! Я уже пылал сильно и мощно. Я забыл себя. Меня уже не было. Была только Света!

Я влюбился! Я любил! Я жил, оказывается, для неё!..

Све-ета-а! Моя Светланка!..

Глядя на наших скучных и вялых попутчиков, хотелось вдруг неожиданно выкинуть что-нибудь, такое этакое… Дружески, например, хлопнуть их по плечу, обнять и крикнуть во весь голос: «Эй, люди, встряхнитесь, вы! Очнитесь, ребята, оглянитесь вокруг! Так же скучно нельзя жить, нет, что вы!.. Жизнь-то какая чудесная, вы оглянитесь, посмотрите. Я люблю вас, эй, люди!» Но, оглядев их, останавливаю себя, понимаю, до нас им дела нет, кричи, не кричи, не услышат. Нашим пожилым попутчикам мы, я вижу, почему-то даже не нравимся, точнее, женщине.

Мужчина, тот, сидя рядом с водителем, совершенно игнорирует не только нас, но и свою жену. Он как сел, так сразу принялся увлеченно убеждать молчаливого водителя в преимуществах ловли рыбы на спиннинг, а не какими-то там, понимаешь, сетями, бреднями или «мордами». «И вообще, — набрасывался дядя на водителя, — браконьеров надо сразу расстреливать, прямо там, на месте. Да-да, на месте. Правильно я говорю, да, согласен?» Водитель равнодушно кивал головой, — правильно, согласен, почему бы и нет. Женщина, наша соседка, та все время демонстративно отворачивалась к своему окну и фыркала, как кошка. У нее аллергия наверное на мою солдатскую форму, или на молодых девушек. А может быть на рыбалку. Или завидовала… А, и пусть их!..

Рука у Светланы гладкая-гладкая, шёлковая и бархатная одновременно. Ещё чуть прохладная, и нежная. И вся она приятная, хрупкая и от этого невероятно желанная. Мы молчали и только ловили взгляды друг друга.

Эх, сломалась бы сейчас дурацкая эта машина, мечтал я, понес бы её прямо на руках. Хоть, на край света! Хоть, дальше… Лишь бы чувствовать её, лишь бы не отпускать…

— Света!..

— Паша!..

Водитель, затормозив, остановил машину. Наши попутчики заёрзали на сиденьях, собираясь выходить. Женщина, так же презрительно поджав губы, рассчиталась с водителем, и они, наконец, громко хлопнув дверцами, выбрались из машины. Мы снова поехали, но уже скоро, через пару минут, вновь остановилась — теперь уже мы приехали. «Стройка». — Буркнул, повернувшись, водитель, с любопытством оглядывая меня, и в большей степени, конечно, Светлану. Мне эти взгляды начинают уже не нравиться! Сильно не нравятся мне эти взгляды… Смотрю в упор на водителя… Ну, чего, чего?… «Деньги!.. — Вдруг с ужасом вспоминаю я. — Ему нужно заплатить!» Но Светлана так быстро рассчиталась с ним, сама, что мне и в карман не пришлось лезть, не успел. Водитель, хмыкнув — понимая, отвернулся. Мы выбрались из машины… Две секунды, и машина, стрельнув дымом, испарилась в ночи.

Свежий прохладный воздух. Тихо. Вокруг нас какой-то жилой микрорайон — «стройка», как назвал таксист. Редкие прохожие.

— Здесь я и живу, — показывает на ближайшую к нам пятиэтажку Света. — Пройдемся, Паша?..

— Конечно!

Взявшись за руки, так же тесно идем рядом. Мне очень трудно идти медленно… Трудно, потому что никак не могу приноровиться и идти в ногу с такими изящными туфельками на таких трепетно-тонких каблучках. Мне проще нести их, вместе с хозяйкой. Очень хочется взять — всё это! — на руки и нести! И ещё, я заметил, очень забавно сверху видеть мои баржи-сапоги «чапающие» там, внизу, рядом с её изящными туфельками-лодочками, которые цок-цок-цок! Парадокс какой-то. А выше на меня смотреть и не нужно, там ещё хуже — галифе же…

Мы гуляли всего пару часов, но о Светлане я узнал не много. Но, и из того не многого, так много, что лучше бы я вообще ничего не спрашивал. Разговор сразу пошел как-то трудно. Света неожиданно замкнулась, ушла в себя, всё время старалась переключить разговор только на меня.

— Ну, а что я? — пожимаю плечами. — Что обо мне-то рассказывать, Свет? — средняя школа, два года в армии, вот и всё. Вся биография, весь путь. Ничего интересного, я же знаю.

Мне о ней не терпелось узнать: о её жизни, её работе, друзьях… обо всём, и как можно больше. Я же совершенно ничего о ней не знаю. А она почему-то совсем не хочет о себе рассказывать, говорит: