Владислав Вишневский - Кирза и лира

У солдат шапки ушанки опущены и завязаны под подбородком. У офицеров — нет! Офицеры греют уши или рукой в шерстяной перчатке, либо прижав ухо к воротнику шинели, криво приподняв при этом плечо. Ещё и подтанцовывают при этом. Все они одновременно приплясывают в своих элегантных хромовых сапогах: «Сама садик я садила. Сама буду поливать…» Холодно! Ну и что? Зато офицеры красиво смотрятся. Хоть портреты в рост пиши. И вообще, форс мороза не боится. Красота требует жертв. Да, требует, и они есть, их много, вон их сколько тут, жертвенников, собралось… Хотя, в этом вопросе — я про борьбу с холодом — тоже есть свои военные ухищрения. А именно!

Почти во всех хромовых сапогах под носками, а то и на них тоже, если потом тонкий сапог налезет, надеты огрызки женских капроновых чулок. Ох, как тепло с ними… вначале! В общем, есть в армии стойкая убежденность, что женские чулки от холода помогают. Вернее сказать, с ними нога всё равно, один хрен, замерзает, но, вроде, гораздо позже, потом. Чулок-то ведь женский!.. И это греет.

Чуть отдохнув в строю, едва перекурив, из мощных динамиков снова слышится:

— Па… — ад равня-яй… смир-рно! К торже-еств…у…аршу. По…отно.

Это ветер сдувает, сносит важные буквы из красивых команд с захолодевшего микрофона… Шумит, свистит, сбивает…

— На одного лин…ного диста-ан… Офиц…ры управления пр-ря… остальные нап… — во. Шаго-о… р-рш!.. ш-ш-шы-ш…

Прорывая условную тишину в ночи, сухо врубаются треск вступительной задубевшей барабанной дроби. Немедленно за этим в освещенное пространство вплывают барабанщики — только старшие воспитанники, младших пока берегут. Расчёт барабанщиков идёт красиво! бодро! на прямых ногах! ходулистой походкой. Все прямые как палки. Прижались друг к другу, как монолит. Очень это красиво! Впечатляюще!.. Совсем смерзлись видать, спаялись… За барабанщиками музыкальную эстафету перехватывает сводный военно-духовой оркестр, и на площадь вступают, слаженно печатая хромовыми сапогами по стылой бетонной спине аэродрома красавцы — краса и гордость войск! — офицеры штаба округа… Ооо! Офицеры… Штаба… О-о-о!..

Бац! Бац! Бац! Бац!..

За ними, с небольшими интервалами втягиваются и остальные полки…

Музыканты-сверхсрочники тоже не любят эти ночные репетиции. Они справедливо считают, что ночью, для здоровья, полезнее вообще-то бы спать. Причем, в тёплой постели, обязательно прижавшись к горячему боку жены. А можно и не жены, а просто к милому женскому телу — горячей подруги, например. Некоторые опытные музыканты, а их, развратников, слава Богу, не так и много в оркестре, утверждают, что, а к двум подругам прижаться ещё лучше…

— Чуваки! Это цымус! Это… — подходящих слов этим ощущениям в русском языке сверхсрочников видимо нет. По-крайней мере, ни один музыкант в такой ситуации их не находил, а, значит, их и нет вовсе. — Зашибись, чуваки, короче это!.. (Ради абсолютной смысловой точности определения, в слове зашибись поменяйте букву «ш», на букву «е» — Получится как раз то, что имеют в виду музыканты. Ага!)

Им слабо верят, больше остро завидуют, и к пониманию этого состояния всей душой и телом стремятся. Все музыканты очень уже хорошо знают по-своему опыту, как одна «баба» может заставить чувака «летать» от счастья. О-о-о!.. А если их действительно будет две?! Это ж тогда!.. Нет, дело вовсе не в количестве. Вернее сказать, не только в количестве. Понятно, что арифметически две «бабы» сразу, больше чем одна, это ясно. Всё дело в непознанном! Вот в чём дело! В качестве!.. А это простыми арифметическими действиями не определяется. Тут другие критерии… Тут уже слов ни у кого нет, одни только чувства: скорее бы, попробовать бы!.. Короче, к этому, втайне, тянутся все и всеми фибрами.

…О ночных репетициях.

В армии, чтоб вы знали, сверхсрочников не спрашивают: хочешь — не хочешь, нравится — не нравится, холодно тебе, сверхсрочник, не холодно, ночь там, полночь…

«Бумагу подписал?»

«Подписал».

«Форму надел?»

«Надел».

«Пособие, тьфу, б… зарплату и пайковые получаешь?»

«Так точно».

— Ну и вперед,…твою мать!

— Есть, вперед!

Так вот и мерзнут музыканты вне зависимости от звания, желания, возраста, роста и названия личного инструмента. Хотя, опять же, и тут есть свои тонкости.

О них, о музыкантских тонкостях…

Для сведения — летом лучше играть на флейте-пикколо. Она маленькая такая, лёгонькая, не то что туба-бас. Ну, туба-бас… Туба-бас это вообще!.. Три квадратных метра железа кульком сложенного, много раз безобразно скрученного и завернутого — чтоб в автобус входила! — вот что такое туба, которая бас. И не важно, «эсная» она, или «бейная». И та и другая гудит требовательно и нагло, как пароход или так же убедительно, как паровой молот. Норовом и звуком под стать хозяину своему — толстому, обычно, и мордастому. А флейта пикколо, нежная такая штучка, изящная, трепетная и интеллигентная… Под футляр из-под тёщиных очков, почти. Совсем, можно сказать, «манюсенькая» для мужчины, особенно сверхсрочника, если он ещё и в очках. И после игры, где-нибудь, например, в городе, не нужно тебе, понимаешь, товарищ сверхсрочник, возвращаться — чёрте куда! — в полк, чтоб отвезти туда свою дудку-пикколо. Тащить её, корячиться, как, например, тот же баритон, тромбон или просить об этом срочников. Последнее финансово накладно. Со срочниками, за доставку инструмента, сигаретами потом придётся расплачиваться, не расплатишься. Короче, раз, летом, эту малюсенькую флейточку за пазуху вместе с футляром, и не пикай она там — уже и нету её. И всё, руки и голова у тебя свободны, можно и пиво пить — наливай! А вот зимой, когда холода, как вот сейчас на этом задрипаном аэродроме, тогда совсем наоборот. Почему? Сейчас объясню.