Уильям Теккерей - Кэтрин

Чудовищные слова и выражение лица Кэтрин в то утро после ссоры не выходили у него из головы; душу леденило мрачное предчувствие. И чтобы отвратить то, что нависло над ним, он поступал, как поступают все трусы, униженно пытался разжалобить судьбу, вымолить, выклянчить себе милость и прощение. Он был заискивающе ласков о Кэтрин, смиренно сносил все ее злые насмешки. Он дрожал перед молодым Биллингсом, прочно водворившимся в доме (для защиты матери от жестокости мужа - так уверяла она сама), и даже не пытался давать отпор его дерзким речам и выходкам.

Сынок и маменька забрали полную власть в доме; Хэйс при них и рта не смел раскрыть; сходился с ними только за столом, и то норовил поскорей улизнуть в свою комнату (он теперь спал отдельно от жены) или же в харчевню, где ему приходилось коротать вечера за кружкой пива - тратить на пиво свои драгоценные, обожаемые шестипенсовики!

И, конечно, среди соседей пошли разговоры: Джон Хэйс, мол, дурной муж; он тиранит жену, бьет ее; он все вечера пропадает в пивных, а она, добрая душа, должна одна сидеть дома!

При всем том бедняга не испытывал ненависти к жене. Он к ней привык даже любил ее, насколько это убогое существо способно было любить, вздыхал об утраченном семейном благополучии, при каждом удобном случае пробирался к Вуду и слезно упрашивал помирить его с женой. Но что толку было в примирении? Глядя на мужа, Кэтрин только о том и думала, как могла бы сложиться ее жизнь, если б не он, и чувство презрения и отвращения, переполнявшее ее, граничило с безумием. Какие ночи она проводила без сна, рыдая и проклиная себя и его! В своей покорности и приниженности он был ей еще противней и ненавистней.

Но если Хэйс не питал ненависти к матери, то сына он ненавидел ненавидел отчаянно и отчаянно боялся. Он охотно бы отравил его, если б имел на то мужество; но куда там - он не смел даже глаз на него поднять, когда тот сидел развалясь в кресле с видом хозяина - торжествующий наглец! Боже правый! Как звенел у Хэйса в ушах грубый хохот мальчишки; как его преследовал дерзкий взгляд черных блестящих глаз! Поистине, мистер Вуд, бескорыстный любитель сеять зло ради самого зла, мог быть доволен. Столько пламенной ненависти, и подлого злорадства, и черной жажды мести, и преступных помышлений кипело в душах этих несчастных, что даже сам великий властелин мистера Вуда и то порадовался бы.

Хэйс, как мы уже говорили, был плотник по ремеслу, но с тех пор, как он к этому занятию присоединил занятие ростовщика, не в пример более прибыльное, он вовсе перестал брать в руки плотничий инструмент. Миссис Хэйс усердно помогала мужу в денежных делах, к немалой его пользе. Она была женщина решительная, напористая, дальновидная; деньги сами по себе не привлекали ее, но ей хотелось быть богатой и преуспевать в жизни. Теперь же, после ссоры, она отказалась от всякого участия в делах и сказала мужу пусть управляется сам, как хочет. Она больше не имеет с ним ничего общего и не намерена заботиться об его интересах, как если бы это были и ее интересы тоже.

Мелочные дрязги и хлопоты, связанные с пакостным делом ростовщичества, как нельзя более подходили к натуре Хэйса; прижимать должников, советоваться со стряпчими, трудиться над книгами, будучи сам себе и конторщик и счетовод, - все это доставляло ему немалое удовольствие. Когда они еще дружно работали вместе, его не раз пугали задуманные женой спекуляции. Расставаться с деньгами всегда было для него мучительно, и он шел на это лишь потому, что не смел противиться ее суждению и воле. Теперь он все реже и реже давал деньги в долг - не мог заставить себя выпустить их из рук. Одна утеха ему осталась: запершись у себя в комнате, считать и пересчитывать свое богатство. После водворения Биллингса в доме Хэйс переселился в комнату, смежную с той, которую занимал Вуд. Здесь он чувствовал себя в большей безопасности, зная, что Вуд не раз выговаривал юноше за его дерзость; а Том, как и Кэтрин, относился к старику с уважением.

И вот у Хэйса явилась новая мысль - это было, когда большая часть его денег уже вернулась в хозяйский сундук. "Зачем мне оставаться здесь, рассуждал он сам с собой. - Терпеть оскорбления этого мальчишки, а то и дождаться, что он убьет меня? Ведь он способен на любое преступление". И Хэйс решил бежать из дому. Кэтрин он каждый год будет посылать деньги. Или нет - ведь ей останется мебель; она может пускать жильцов и тем кормиться. А он уедет и поселится где-нибудь подальше отсюда, найдет себе недорогое жилье - подальше от этого мальчишки и его гнусных угроз. Мысль об освобождении пленила жалкого скрягу, и он принялся спешно улаживать свои дела.