Уильям Теккерей - Книга снобов, написанная одним из них

Глава XXXVIII

Визит к провинциальным снобам

- Любезный мистер Сноб, почему же вы так долго гостили в "Миртах и Лаврах", - спросила меня одна молодая особа, аристократка из самого высшего общества (которой я свидетельствую свое почтение), - если там все насквозь пропитано снобизмом, если свинина вам надоела, а баранина пришлась не по вкусу, если миссис Понто оказалась хвастуньей и притворщицей, а мисс Уирт изводила вас своей ужасной игрой на фортепианах?

- Ах, мисс, что за вопрос? Разве вы никогда не слышали о доблестных британских воинах, берущих приступом батареи, о докторах, проводящих ночи в чумных лазаретах, и о других примерах самопожертвования? Как вы

полагаете, чего ради английские джентльмены шли две с половиной мили к батареям Собраона, в то время как сто пятьдесят грохочущих пушек косили их сотнями, - уж, разумеется, не ради удовольствия. Что заставляет вашего почтенного батюшку после обеда покидать свой уютный дом и далеко за полночь корпеть в конторе над скучнейшими юридическими документами? Долг, сударыня, долг, который равно обязаны исполнять и военный, и юрист, и литератор. Люди нашей профессии во многих отношениях мученики. (Спросите сэра Эдварда Джорджа, графа Литтон Бульвер-Литтона, так ли это, а если не его, то любого другого прославленного сочинителя.)

Вы этому не верите? Ваши розовые губки недоверчиво кривятся - очень гадкое и неприятное выражение для молоденькой девушки. Ну что ж, не скрою, дело в том, что поскольку в моей квартире (дом э 24, Колодезный Двор, Темпл) шел ремонт, а у миссис Сламкин, моей уборщицы, нашлась возможность съездить в Дэрхем, навестить замужнюю дочку, которая недавно подарила ей обворожительного маленького внука, - то самое лучшее для меня было провести несколько недель на лоне природы. Да, но каким очаровательным показался мне Колодезный Двор, когда я вновь увидел хорошо знакомые колпаки на печных трубах! Cari luoghi! {Милые сердцу места! (итал.).} О дым и копоть, привет вам, привет!

Но если вы полагаете, сударыня, будто в предшествующем этим строкам рассказе о семействе Понто нет морали, то вы жесточайшим образом заблуждаетесь. Именно в этой самой главе у нас и будет мораль - да ведь и все наши очерки не что иное, как мораль, ибо в них объясняется, какое это безумие быть снобом.

Вы заметите, что в провинциальной Снобографии для публичного обозрения был выставлен преимущественно мой бедный друг Понто, - а почему? Потому что мы не были ни в чьем другом доме? Потому что в других домах пас не приглашали к семейному столу? Нет, нет, сэр Джон Хобак из поместья "Колючая Изгородь", сэр Джон Хипсли из "Шиповника" не закрывали перед нами своих гостеприимных ворот; об индийском супе генерала Саго я могу судить по личному опыту. А обе пожилые леди из Гатлбери - разве их вы не считаете ни во что? Неужели вы думаете, что там не встретили бы с радостью симпатичного, веселого, молодого человека, которого мы из скромности не назовем? Разве вы не знаете, что провинциалы всякому будут только рады?

Но эти почтенные особы не входят в план настоящей работы и не играют важной роли в нашей драме из жизни снобов, совершенно так же, как на театре короли и императоры и вполовину не так важны, как многие скромные люди. Венецианский дож, например, стушевывается перед Отелло, который всего-навсего мавр, а французский король - перед Фальконбриджем, дворянином не бог весть какого знатного происхождения. Так же обстоит дело и с названными выше благородными персонажами. Я отлично помню, что кларет у Хобака был далеко не так хорош, как у Хипсли; напротив того, вино "Белый Эрмитаж" у Хобака было выше всяких похвал (кстати сказать, дворецкий каждый раз наливал мне всего полбокала). И разговоры я тоже помню. Ох, сударыня, до чего же они были глупые! О вспашке подпочвы; о фазанах и браконьерах; о склоке из-за кандидата от графства на ближайших выборах; о том, что граф Мангельвурцельширский не ладит со своим родичем и ставленником, достопочтенным Мармадюком Томнодди; все это я мог бы записать, если б намеревался разгласить тайны частной жизни; мог бы, конечно, записать и разговоры о погоде, о большой охоте, куда съезжалось все графство, о новых удобрениях и, разумеется, о яствах и питиях.

Но cui bono? {Кому это нужно? (лат.)} Снобизм у этих беспросветно глупых и весьма почтенных семей совсем не того рода, который мы задались целью разоблачить. Бык есть бык - объемистая, неуклюжая, толстобокая, мычащая, чавкающая говядина. Он задумчиво жует жвачку, как велит ему природа, истребляет положенное ему количество брюквы и жмыхов, до тех пор пока не настанет для него пора уйти с пастбища, освободив место другим зычно мычащим и толстобоким животным. Быть может, мы не питаем уважения к быку. Мы скорее терпим его. Сноб, дорогая моя, есть та лягушка, которая возмечтала сравняться с быком. Забросаем же камнями это глупое животное, чтобы оно опомнилось.