Уильям Теккерей - Роковые сапоги

Мало того, что башмаки оказались мне впору, на подкладке была полностью написана моя фамилия - Стабз!

- Как? - удивился Штиффелькинд. - Значит, он не лорд? А мне и в голову не пришло развернуть башмаки, так они и лежаль с тех пор.

И, все больше распаляясь в своем гневе, он обрушил на мою голову столько полунемецких-полуанглийских проклятий, что мальчишки чуть не лопнули со смеху. В самый разгар веселья во двор вышел Порки и вопросил, что означает весь этот шум.

- О, ничего особенного, сэр, - сказал один из мальчишек, - это просто лорд Корнуоллис торгуется со своим сапожником из-за пары сапог.

- Поверьте, сэр, - залепетал я, - я просто пошутил, назвав себя лордом Корнуоллисом.

- Ах, пошутил? Где сапоги? А вы, сэр, будьте любезны дать мне ваш счет.

Принесли мои великолепные сапоги, и Штиффелькинд протянул Порки счет, где значилось: "Лорд Корнуоллис должен Сэмюелу Штиффелькинду четыре гинеи за пару сапог".

- У вас хватило глупости, сэр, - сказал директор, сурово глядя на него, - поверить, что этот мальчишка - лорд, и у вас хватило нахальства запросить с него двойную цену. Возьмите их обратно, сэр! Вы не получите от меня по этому счету ни пенса. А что касается вас, сэр, жалкий вы лгунишка и мошенник, я больше не стану сечь вас, - я отправлю вас домой, ибо вы не достойны оставаться в обществе честных молодых людей.

- А не макнуть ли нам его напоследок? - предложил кто-то тоненьким голоском. Директор многозначительно усмехнулся и ушел: мальчишки поняли, что им разрешается исполнить то, что они замыслили. Меня схватили, подтащили к колодцу и принялись качать на меня воду, так что под конец я чуть не захлебнулся. А это чудовище Штиффелькинд стоял возле колонки и глазел на меня целые полчаса, пока экзекуция не кончилась!

Наконец доктор решил, по-видимому, что с меня довольно, и дал звонок: мальчишкам волей-неволей пришлось оставить меня. Когда я вылез из-под крана, рядом не было никого, кроме Штиффелькинда.

- Ну что же, милорд, - захихикал он, - кое-что за сапоги ви уже заплатили, но не думайте, что это все. Клянусь небом, ви до конца жизни будете проклинать день и час, когда пришли ко мне.

Увы, его предсказание сбылось.

Апрель. Жертва первоапрельской шутки

Вы, конечно, понимаете, что после описанного в предыдущей главе события я оставил отвратительное заведение доктора Порки и некоторое время жил дома. Образование мое было завершено, по крайней мере, мы с матушкой так считали, и годы, в которые совершается переход от детства к отрочеству, - что, по моему мнению, происходит на шестнадцатом году, который можно назвать апрелем человеческой жизни, когда расцветает юная весна, - то есть с четырнадцати до семнадцати лет, я провел в родительском доме, в полном безделье - каковое времяпрепровождение и полюбил на всю жизнь, - боготворимый матушкой, которая не только всегда принимала мою сторону во всех моих разногласиях с батюшкой, но снабжала меня карманными деньгами, самым жестоким образом урезывая наши домашние расходы. Добрая душа! Немало гиней перепало мне от нее в те дни, и только благодаря ей мне удавалось всегда выглядеть щеголем.

Батюшка хотел, чтобы я поступил в обучение к какому-нибудь купцу или начал изучать право, медицину или богословие, но мы с матушкой считали, что я рожден дворянином, а не лавочником и что единственное место, достойное меня, это армия. В то время в армию шли все, потому что началась война с Францией, и буквально в каждом городишке формировались полки территориальных войск.

- Мы определим его в регулярные части, - сказал батюшка, - денег у нас покупать ему чины нет, пусть добывает их себе в бою. - И он поглядел на меня не без презрения, явно сомневаясь, что мне придется по душе столь опасный путь к славе.

Слышали бы вы, какой душераздирающий вопль вырвался из груди матушки, когда он так спокойно заговорил о предстоящих мне битвах!

- Как, его ушлют из Англии, повезут по страшному, глубокому морю! А вдруг корабль пойдет ко дну и оп утонет! А потом его заставят сражаться о этими ужасными французами, и они его ранят или, может быть, даже у... у... убьют! Ах, Томас, Томас, неужто ты хочешь погубить свою жену и своего родного сына?

Последовала ужасная сцена, которая кончилась тем, что матушка, - как, впрочем, и всегда, - поставила на своем, и было решено, что я вступлю в ряды территориальных войск. А что, в самом деле, какая разница? Мундир у них почти такой же красивый, а опасности вдвое меньше. За все годы пребывания в армии мне, насколько я помню, ни разу не пришлось драться, разве что с той наглой старухой, которая крикнула нам как-то: "Эй, петушки, выше хвост!"