Александр Смолян - Во время бурана

— Я думал, ты уже наверху, — тихо добавил Семен.

— Ты обещал подождать.

— Я не мог ждать. Нога отмерзает все дальше. Очень болит нога. Очень больно. Я не полез бы, если б не нога.

— Полезай первым.

В этих словах было столько презрения, что Семен поежился. Он занес ногу на ковш.

Он шагал на месте. В этом было самое ужасное. Конвейер раскатался и уже не выдерживал тяжести одного. Стоило поставить ногу на ковш, чтоб он тут же опустился ко дну канавы. Но Семен не решался остановиться. Он продолжал шагать, хотя понимал, что с каждым шагом конвейер раскатывается все больше.

— Ты все еще здесь?

— Да, Илько, конвейер разработался.

Илько отодвинул Семена и убедился, что тот прав. Тогда он бросился на колени и стал подгребать снег под нижний ковш.

— Снега! Побольше снега! Подгребай под низ.

Семен помогал ему. Для верности они сбросили кожанки и запихнули их под нижний ковш. Они работали с таким ожесточением, что совсем забыли о холоде.

Но и это оказалось напрасным. Едва Семен начал подниматься, как ковши разгребли наметенный с таким трудом снежный холм.

Тогда Илько попытался взбежать рывком, с разбегу, быстрее, чем опускались ковши. Не удалось и это. Чем быстрее бежал Илько, тем быстрее двигался под ним в обратном направлении конвейер канавокопателя. Обессилев, Илько опустился рядом с Семеном на дно и прошептал:

— Вот мы и в ловушке.

Он удивился, что его губы произнесли такие нелепые слова. Негнущимися пальцами он притронулся к лицу Семена и спросил:

— Ты что молчишь? Жив?

— Не очень.

— Вот что, Семен… Ты меня слышишь?

— Слышу.

— Я подползу под нижний ковш и буду держать конвейер. А ты лезь.

Семен ослаб и лез очень медленно. С каждым его шагом край ковша все сильнее впивался в руки Илько. Но Илько не разжимал рук, помогая им плечами, всем телом. Наконец он почувствовал, что Семен уже наверху: ковш перестал впиваться в руки.

Семен влез в будку канавокопателя и, путаясь в рычагах, стал искать тормоз. Но тормоз оказался электрическим, а тока не было. Семен вернулся к канаве и крикнул:

— Управление не работает. Нет тока.

— Ладно, — донеслось снизу. — Постарайся добраться до жилья. Скажи им…

Новый порыв ветра сбил Семена с ног. Громадный сугроб, который намело над краем канавы, с шумом обрушился вниз. Семен долго окликал Илько, но снизу не доносилось больше ни звука.

Стася сидела в кабинете дежурного по строительству. В кабинет то и дело входили озабоченные, занесенные снегом люди. Они вытирали мокрые лица, закуривали, обменивались короткими фразами, наполовину состоявшими из цифр.

Стася понимала этот лаконичный язык. Она знала, что «3-й участок» — это стройка домен, участок, где работает Илько; она знала, что «105 процентов» — это плоды тяжелой фронтовой работы, кубометры земли и бетона; она знала, что «12 баллов» — это ветер, сбивающий с ног людей, разрушающий плоды их упорного труда.

На столе у дежурного стоял большой поднос, сплошь уставленный стаканами крепкого чая. Строители подходили, отпивали по нескольку глотков и потом держали стакан в обеих руках, грели пальцы. Те, что давно работали на стройке, держались спокойней и проще других. Дожидаясь дежурного, они расстегивали полушубки, садились на диван, стоявший под трехметровой фотокартой строительной площадки. В их лексиконе чаще попадались обыкновенные, теплые слова: «Ваня», «письмо». Дождавшись очереди, они говорили с дежурным, застегивали полушубки и уходили. Приходили другие.

Почти непрерывно звонили телефоны. Их было несколько, и они тоже дожидались очереди: то одна, то другая трубка лежала снятой. Когда звонил маленький, похожий на черную жабу телефон, трубку брала Стася: это был аппарат коммутатора 3-го участка.

— Не пришли еще ваши? — крикнул дежурный вдогонку одному из уходивших строителей. Стася насторожилась.

— Нет, не пришли, — ответил тот. — Мы верховых послали навстречу. Как придут, сообщу.

Он вышел.

— Это не о наших? — спросила Стася.

— Нет, — ответил дежурный, — это с плотины. У них целая бригада затерялась.

Он вышел из-за стола и подошел к фотокарте. Указывая карандашом на дорогу между домнами и жильем, сказал:

— Не понимаю, где они могли застрять. И Кравченко, и Тараш знают эту дорогу до последнего бугорка.

Действительно, на карте дорога была совсем короткой, почти прямой. Казалось невероятным, чтобы два человека могли затеряться на этом простом открытом пути.