Александр Агафонов-Глянцев - Записки бойца Армии теней

Незадолго перед тем мне блеснуло счастье: "Союз студенческой молодежи" предоставил мне место в общежитии на Сеняке, окраине Белграда, на улице Косте Главинича. И вот, после занятий в лаборатории по гистологии, размещавшейся в "Старом Университете", напротив "Управы Града Београда", а проще- напротив жандармерии-"Главнячи", я отправился на новое место жительства. В комнате на втором этаже стояло семь коек. Из жильцов пока никого не было. Пристроившись у своей тумбочки, я стал перерисовывать начисто всё, что увидел в лаборатории через микроскоп, - строение клетки печени. В комнату вошел приземистый студент, видимо, старожил. Я привстал, представился: - Студент первого курса медицинского, Александр. Тот глянул на меня изучающе и, молча кивнув вместо ответа, прошел к своей койке. Продолжая мою работу и сидя спиной к комнате, я слышал, как он разделся, открыл тумбочку. "Буль-буль-буль..." - услыхал я, как что-то льется. Затем приближающиеся шаги и... бух! - стукнула передо мной, рядом с чертежлм, алюминиевая поллитровая кружка, до половины наполненная красным вином. Я обернулся: рядом, в одних трусах, стоял этот старожил с очень волосатой и широченной грудью. С полупустой бутылкой. - Пей! - не терпящим возражения тоном сказал он. Я достал свою кружку и поставил рядом. Незнакомец удовлетворенно хмыкнул и опорожнил в нее остаток бутылки. Мы чокнулись и выпили залпом. - По нашей традиции только так положено знакомиться! - изрек он поучительно: - Я - Борисевич. Но здесь меня величают "Полковником". Студент четвертого курса медицинского. Приятно, что мы - коллеги. Подрабатываю боксом, о чем говорит моя переносица. При этих словах, Полковник пальцами сперва расплющил свой нос, затем растянул его и кончиком коснулся одной, затем другой щеки. "Виртуоз!" - восхитился я. - Парень ты здоровый. Вдобавок, первокурсник. Будешь у меня "мешком". - Чем-чем? - не понял я. - Мешком! - повторил он: - Это снаряд такой, но нет денег на его приобретение, да и вешать негде. Я на тебе тренироваться буду... И тебе полезно, и мне необходимо, чтоб не терять формы. - Я же в боксе ничего не смыслю! - попробовал я увильнуть от такой не очень-то приятной перспективы. - Эт-т-то ни-че-го-о-о! - растянул Полковник: - Я тебя подучу. Совершенно бесплатно. Да еще при каждой моей победе на ринге тебе будет причитаться четверть моей премии.

Тут дверь отворилась, и в комнату ввалилась шумная ватага, - пришли постояльцы. Впереди - маленький, с огромной лысиной и длинным носом на бледном лице. Он остановился как вкопанный, начал водить носом во все направления, смешно вытягивая вверх и чуть вперед свою гусиную тощую шею: - Чую-чую-чую! Чую неповторимый запах присутствия Бахуса, да будет благословенно имя его во веки веков, аминь! - произнес он торжественно и, как ищейка, стал на цыпочках подкрадываться к моей тумбочке. Заглянув в наши пустые кружки, он с явным осуждением уставился на нас и произнес с напускным негодованием: - Нет, я вас спрашиваю: что это значит?.. Без общепризнанного "ксендза" и его благословения вы осмелились своим одиночеством осквернить величайшее таинство?! Немедленно же платить индульгенцию и приступить к покаянию! На всех законных основаниях, согласно параграфам уголовного и общественного кодекса, священнейших правил нашей кельи приказывает вам это всеми единогласно избранный ксендз, студент четвертого курса юридического факультета, любимец и последователь гениальнейшего оратора всех времен Марка Тулио Цицерона. Того Цицерона, который вежливо, но убедительно, обращаясь к сенаторам и называя их "патрес конскрипти", в речах своих - "Орацио прима, секунда, терция и кварта" - требовал изгнать хитрейшего и коварнейшего Катилину или, ну, хотя бы обезглавить его ликторами... Да будет мир праху твоему, мой великий праотец и учитель!.. Итак, я жду! Пока Ксендз произносил эту длинную и витиеватую речь, Полковник успел извлечь из своих брюк тощий кошелек и торжественно звякнуть о тумбочку металлическим динаром. Скрепя сердце, положил и я, как виновник торжества, два динара. Это вызвало всеобщее одобрение, и каждый внес свою лепту. Я, как новичок, а следовательно, неопытный, был оставлен в комнате вместе с предусмотрительно ранее раздевшимся Полковником: ждать, пока тот натянет одежду, буйная ватага отказалась: - Сами справимся! - и за ними захлопнулась дверь.

Прошло часа два.. На лестнице вновь послышался веселый шум, смех, и дверь распахнулась. В комнату протискивался столбик из трех-четырех плетенных стульев, вдетых один в другой. Такие обычно стоят на улицах за столиками у небольших кафе. - Это маленький, веснущатый, с очень подвижным лицом студент третьего курса агрономического, по кличке "Маймун" (Мартышка), удачно провел экспроприацию дополнительной мебели для нашей комнаты. За ним появился столбик из фарфоровых пепельниц и картонных пивных подставок, которыми жонглировал студент третьего курса физико-математического, по кличке "Дон-Жуан": он был чуть выше среднего роста, довольно приятной наружности, с красивыми кучерявыми волосами и с тоненькими усиками под прямым римского профиля носом. Звали его "Тошей". Затем появилось три еще дымящихся круглых подовых буханки, распространявших неповторимо аппетитный запах. Это ловкий студент второго курса химического, по кличке "Алхимик", воспользовался моментом, когда пекарь, орудуя у печи и подсаживая выпеченные хдеба на деревянную лопату с длинным черенком, вынужден был открыть витрину на улицу. Лежавшие на прилавке буханки оказались в пределах досягаемости рук Алхимика, и были им "схимичены". Последним вошел Ксендз, и на столе выстроились три бутылки вина. Кто-то добавил кусочек колбасы, кто-то сыра, кто-то открыл консерву с паштетом. Так начался праздник новоселья. Говорились витиеватые тосты, пожелания, напутствия. Длинные и краткие речи... А то, что из-за подобных затрат мы на четыре-пять дней не дотянем до очередной стипендии, - никого не удручало: общими усилиями как-нибудь да выкрутимся. А нет, - то и перетерпим. Бывалые студенты привыкли к вечному недоеданию и другим лишениям, которые нес с собой учебный год. Не всегда удавалось подрабатывать случайной работой: носильщиками, статистами в театре, грузчиками... В трудные минуты выручал юмор, оптимизм, желание посмеяться над окружающими, позлорадствовать над скучными людьми, живущими в достатке, но как серо! "Веселее, веселее! Все заботы прочь!.." - было лейтмотивом прощальной песенки гимназистов-абитуриентов, и он сопровождал их и всю последующую жизнь. Нормы дров, выделяемых нам на сутки, хватало лишь на несколько часов. Но именно ночью студенты занимались, писали, чертили. Руки должны были быть теплыми, пальцы - гибкими. И вот придумали: перед общежитием улица была вымощена кубиками смолистого дерева. Вооружившись жигалом и кочергой, мы эти кубики "выкорчевывали" из-под снега и льда. Горели они превосходно. Но весной, когда снег сошел, на дороге перед общежитием засияла огромная "лысина"!