К телефону не подходишь, твой кофе остыл, ты едва к нему притронулся, даже забыл покурить. Подружка секретарши схватила тебя и увела за собой, ты поддался, на сей раз даже не сопротивлялся, она не отпускает тебя, ты — ее, все померкло, кроме слов, фраз и страниц, которые ты переворачиваешь с бьющимся сердцем.
Читаешь с упоением и даже не замечаешь, что между ног что-то течет, просто не обращаешь на это внимания, пока случайно не опускаешь глаза и видишь кровь.
Вскрикиваешь.
Ты не дурак, прекрасно понимаешь, в чем дело, и все же вскрикнул ведь.
Твоя секретарша заглядывает в кабинет, прячешь ноги под стол и говоришь ей, что ничего не случилось, все в порядке, а вскрикнул потому, что убийца из триллера привел тебя в ужас.
Она улыбается, триллер уже прочла, желает приятного чтения и предупреждает, что в конце, ну просто улет!
И ты вдруг понимаешь, что роман, кровь, убийца, секретарша, твой испуг — все ничто по сравнению с одним этим словом «улет», и ты радуешься ему искренне, как ребенок, и конечно же, сам ты уже никакой не писатель.
Но кровь все течет и течет, встаешь, неловко утираешься бумажной салфеткой, которую подали с кофе, что делать, не знаешь, снова садишься, впадаешь в панику, обхватываешь голову руками и заливаешься слезами.
Проливаешь слезы над триллером, кровь все идет.
Не выдерживаешь.
Приходится поступиться мужской гордостью: звонишь жене — больше некому.
Стараешься говорить спокойно, но жена все равно чувствует, как ты взволнован, отвечает доброжелательно, утешает, говорит, что все будет в порядке, и не стоит паниковать, у нее в кабинете есть все необходимое, коробка с тампонами в третьем ящике, объясняет, как ими пользоваться, не раздражается, разговаривает так ласково, насколько позволяет твой голос, и уверенно — ты и не знал, что она так может.
Ладно, как-нибудь справишься.
Жена советует переодеться — на такой случай у нее всегда есть, во что: в большом бумажном пакете за принтером. И все твердит, что у тебя получится, чтобы ты не волновался, что это все ерунда. Слушаешь, как она вновь и вновь утешает тебя, и это производит на тебя еще большее впечатление, чем твои первые месячные.
Кладешь трубку, следуешь указаниям жены, ее слова не выходят из головы, снова садишься за стол и плачешь, теперь совсем тихонько, как маленький мальчик в теле у взрослой женщины.
Потом утираешь слезы, разжившись тампоном, чистыми трусами и красивыми брюками, снова тянешься к будущему бестселлеру.
Этой мадемуазель все равно: мужчина ты или женщина, парень или девушка, маленький или взрослый, она хватает тебя и ведет за собой.
Сидишь с кошкой, смотришь телевизор, жена возвращает тебе рукопись подружки своей секретарши и говорит, видно, давно ты книг не читал, потому что в этой решительно не видит ничего выдающегося.
Смотришь на нее, она — в телевизор, интересуешься, кем она, собственно, себя возомнила.
Отвечает, что себе цену знает, и уж не собираешься ли ты учить ее, как ей работать.
Снова смотришь в телевизор, бросаешь, что нет, не собираешься: болтать по телефону и шляться по ресторанам она может и без твоей помощи.
Жена подходит к телевизору, переключает канал, кошка спрыгивает к ней с дивана, трется об ее ноги.
Заводишься и добавляешь, что если бы роман накропал тот придурок, то, уж будьте уверены, она бы сказала — это новое слово в литературе.
Жена выключает телевизор и заявляет, что у этого якобы придурка помимо нее сотни тысяч читателей, так может, ты ее еще читать учить будешь.
Отвечаешь: пожалуй, стоит, ведь писать ее все равно не научишь.
Да уж таких учителей, как ты, днем с огнем не сыщешь.
Отучишь писать раз и навсегда.
Говоришь, что она тебя достала.
Отвечает: ты ее тоже, болван ты эдакий.
Посылаешь ее подальше.
Ага, говорит, с удовольствием, главное, чтобы тебя рядом не было.
Что ж, говоришь, понятно, куда ей с такой жирной жопой.
Отпихивает кошку ногой, бежит в ванную, закрывается там.
Встаешь, включаешь телевизор и снова разваливаешься на диване.
Уже пять минут психотерапевт жены смотрит на тебя в полном молчании, и тебе это даже нравится.
Сидишь в большом синем кресле, только что все ему выложил, ждешь, как будет реагировать.
Переводишь взгляд на подлокотник его кресла, точь-в-точь такого, как у тебя, потом устремляешь взгляд к окну, перехватываешь солнечный луч, скользишь по комнате с пустыми, голубыми стенами и снова смотришь на психотерапевта, а он — на тебя, он тебе внушает доверие, как и кресло, и окно, и стены.
Читать дальше