Ричард Бирд - Х20

Черная хлопчатобумажная бейсболка с золотой эмблемой “Джей-пи-эс” спереди. Уолтер придерживает открытую дверь перед Эмми, которую я не видел с похорон Тео. Она не изменилась. Выглядит хорошо, спокойно, будто до сих пор влюблена, и намного моложе, чем на самом деле. Вот что значит не курить.

— Уолтер говорит, ты бросаешь, — говорит она, а я мямлю что-то в ответ и говорю, что пока рановато еще утверждать.

— Вот почему я принесла тебе вот это.

Она протягивает мне квадратную зеленую карточку, на которой напечатано: драматический клуб “Колокольчик”, “Микадо”, приглашение на два лица. Пока я гадаю, что это значит, Уолтер идет заваривать чай, шаркая к двери, словно в тапочках. Я слышу, как он подносит спичку к трубке, и Гемоглобин трусит к нему.

— Спасибо, — говорю я, — но вообще-то я не большой поклонник таких вещей.

— Ты просто не знаешь.

— Называй это инстинктом.

— Всего одно представление, и тебя зацепит. Поверь мне.

Эмми подходит вплотную к Бетт Дэвис на афише “Вперед, путешественник” и пристально ее рассматривает. Затем переходит к обрамленной репродукции магриттовской трубки. Улыбается.

— Это из Парижа, — говорю я. — Как там “В путь” поживает?

— Прекрасно, — говорит она. — Бегаем, немного катаемся на велосипедах, изучаем основы скалолазания. Интересные люди.

Она некоторое время разглядывает акупунктурную схему уха, а потом — пристальнее — срез легкого. Тихонько вздыхает, почти про себя.

— Ты только посмотри на все это, — говорит она. — Он всегда знал, что это его убивает.

— Он не хотел забывать риск игры. Плакаты и все остальное — напоминание нам. Они не давали нам врать.

— Вся жизнь впустую.

— Она всегда впустую, — говорит Уолтер, вернувшийся с чаем. — Вспомни свою мать.

— Это не одно и то же. Она никогда в жизни не курила.

Эмми смотрит на изречение Парацельса над дверью.

— А бедный старый Бананас, — говорит она, берет чашку у Уолтера, держит ее обеими руками и сдувает пар. Убежденно косится на меня серыми глазами.

— Тео просил меня приглядеть за тобой, — говорит она.

— Я и сам за собой пригляжу.

— Хорошо. Я хочу, чтобы ты сводил моего инструктора по парашюту на “Микадо”. Ей не терпится.

— Эмми.

— Я уезжаю, а Уолтер слишком стар.

— К тому же там запрещено курить, — встревает Уолтер.

— Нет, — говорю я, на сей раз с нажимом, — думаю, это не для меня.

Эмми ставит чашку и совершенно спокойно говорит, что мне грозит опасность стать совсем жалким.

— Грегори, ты не можешь бросать курить вечно. Когда-нибудь тебе придется бросить бросать и двинуться дальше. Взгляни на то, что происходит за окном. Познакомься с новыми людьми. Обзаведись друзьями.

— Обзаведусь, — говорю я. — И очень скоро.

— Не бойся, Грегори.

— Я не боюсь.

— Ее зовут Стелла.

— Кого?

— Моего инструктора по парашюту. Стелла Грейнджер. Она хорошенькая.

Затем Эмми отворачивается, словно разочаровавшись во мне. Пристально смотрит на плакат Папая с трубкой во рту и говорит, что часто раздумывала, чем же мы занимались целый день.

— Кроме, конечно, того, что курили.

— Это был клуб, — говорю я, пытаясь понять, насколько сильно ее разочаровал. — Просто место, где люди могут быть вместе.

— Но как именно? — спрашивает Эмми, усаживаясь в кресло. — Расскажи мне, как именно.

На Рождество я не поехал домой в Англию.

Вместо этого я бродил по городу, словно какой-нибудь супергерой, выискивая горящие здания и кричащих женщин. Обломавшись, я заглядывал в букинистические магазинчики, где в глубине стояли коробки, забитые английскими книжками. Я искал что-нибудь со словом “История” в названии, и вскоре мое чтение стало определяться только этим выбором. В итоге я читал переводы “Истории Франции” Мишле и “Истории церкви” (т. VII) Флише и Мартена. Я читал “Незаконченную историю мира” Хью Томаса и “Историю Нового Света” Джироламо Бенцини. Наткнулся на “Узнайте историю игр союза футболистов и регбистов” и “Историю табака” В. Г. Кирнана. Приобрел издание “Истории Расселаса” доктора Сэмюэла Джонсона. Однажды, когда читать мне было нечего, а я не мог найти книгу со словом “История” в названии, я купил “Восемнадцать лекций по индустриальному обществу” Реймонда Аарона, потому что они были про историю. Так мне и надо: книжка оказалась бракованным изданием, где сто двенадцатая страница повторялась сто двенадцать раз.

Я обнаружил, что лучшие книжные магазины по совпадению находились рядом со зданием оперы, и я всегда мог встретить Джинни, которая шла либо на занятия, либо с них. Я не встретил ее ни разу. Вместо этого я видел Люси Хинтон на заднем сиденье зеленой “ламбретты”, в шлеме и очках, с незажженной сигаретой в надутых губках и в юбке с разрезом, трепещущей поверх чулок. В темных очках и деловом костюме, с черными волосами, струящимися по ветру, — она шла к зданию Биржи. Рядом с Лувром перед группкой японских фотографов. Во многих кафе, чуть загороженную и сбоку, что-то смутное — как она затягивалась, на миг задерживала дым в легких, выпускала его через рот. Я всякий раз был уверен, что это она, но всякий раз оказывалось, что девушка старше либо младше, выше либо ниже, с другими ушами, носом или горлом, канадка, не говорящая по-английски, или замужняя нянька-испанка, или хорватка-автостопщица ищет, кто бы подбросил до Голландии.