Виктор Московкин - Лицеисты

Газеты полны сообщениями о стачках, правительство мечется в растерянности, полиция беспомощна. В такое время приходится рассчитывать на свой опыт. И слава богу, пока все благополучно — фабрика работает.

Алексей Флегонтович готов ко всяким неожиданностям. Нынче поутру в ткацком отделе счетовод Кириллов — крикливый и неумный — обмеривал куски миткаля, снятые со станков. Каждый кусок должен был составлять шестьдесят аршин, за эту меру и платили ткачам. Счетоводу понадобилось проверить, все ли куски одинаковой длины. Он обмерил их до десятка, и все они оказались длиннее на два-четыре аршина. Узнав об этом, ткачи озлились. Алексей Подосенов с изумлением спросил счетовода:

— Это что же выходит? Работаю семнадцать лет и, поди, все семнадцать меня обманывали? Сколько же недодали?

Кириллов прикинул на костяшках счетов — цифра получалась внушительная.

В ткацком отделении поднялся невероятный шум. Были остановлены станки. Грудились возле счетовода, а он все щелкал и щелкал на счетах. Узнав, кому что причитается, рабочие решили предъявить директору требование: пусть-де выдаст каждому доплату, по числу лет работы.

Алексей Флегонтович только что пришел на фабрику. Выслушав Лихачева, почувствовал озноб. Непредвиденный случай этот, когда рабочие напряжены до предела, мог вылиться в общую забастовку. Он ли не предупреждал служащих быть осторожными и не вызывать недовольства.

Перепуганный, но внешне спокойный, он немедля направился в ткацкое отделение.

Ткачи встретили директора враждебным молчанием. Неприятно поразило, что многие так и остались сидеть на подоконниках. Что ж, ради дела Алексей Флегонтович может снести личную обиду. Он вышел на середину, чтобы всем было видно и слышно. Поискал глазами Кириллова — его среди рабочих не было, напакостил и поспешил скрыться.

В цехе было душно от хлопковой пыли и непривычно тихо. Грязнов расстегнул синий халат, одетый поверх костюма, вздохнул глубоко.

— Я вас слушаю, рассказывайте, — проговорил устало.

— Рассказывать нечего… Требуем… Всю жизнь видим обман, — раздалось сразу несколько голосов.

Бородатые потные лица, засаленные передники поплыли перед глазами Грязнова. Склонив голову, прислушивался и будто удивлялся. На самом деле лихорадочно искал те самые слова, после которых спадает напряжение распаленных гневом людей.

— Мне понятно ваше возмущение, — сказал негромко и опять все так же устало. — Что я делал бы на вашем месте? То же самое. — Почувствовал, что заинтересовал рабочих, слушают внимательно, продолжал увереннее. — Все вы недополучили какую-то сумму денег… Теперь попробуйте подсчитать, сколько потерял владелец фабрики. Знайте, что каждый кусок миткаля, который уходил с фабрики, мы считали за шестьдесят аршин. С кого теперь ему получать эти деньги?

Знал Алексей Флегонтович, как повернуть разговор. Пусть покривил душой, сообщив о потерях владельца, — ничего такого не было, при продаже каждый кусок обмеривался точно, — но на что ни пойдешь, чтобы утихомирить разбушевавшиеся страсти.

И хотя ткачи еще кричали: «Нам до этого нет никакого дела! Пусть отвечает, кто виноват! Мы свое требуем!» — но было понятно, что угроза бунта миновала.

— Вы спрашиваете, кто виноват? Правильный вопрос, — выкрикивал он, наслаждаясь обретенной властью над этой плотной серой толпой. — Виновата контора, виноват тот же Кириллов, который по лени своей не сделал обмер много раньше. Я обещаю вам разобраться, найти прямых виновников и наказать их. О вашей обиде я доложу владельцу и надеюсь на сочувствие его. — Помедлил, подумав, что придется выделить ткачам сколько-то денег из наградных, дать каждому в зависимости от того, кто сколько лет работал, и тогда они окончательно успокоятся. Но посчитал, что пока сообщать об этом рано. Пусть уж лучше неожиданно получит каждый рубль или два. Так будет впечатлительнее.

— Должен вам сказать, — доверительно сообщил притихшим ткачам, — что по моему предложению на фабрике готовится проект о сокращении рабочего дня до девяти часов. Сокращение рабочего дня опять принесет убыток владельцу, но, думая о вас, он, я надеюсь, пойдет на это. Сейчас прошу приниматься за работу.

Ткачи, хотя и недовольные еще, разошлись по своим местам. Цех снова наполнился грохотом челноков, хлопаньем приводных ремней.

Грязнов поднялся в контору. Был доволен, но в то же время чувствовал утомление. Откинувшись в кресле, сидел, потом вызвал Лихачева.