Виктор Московкин - Лицеисты

Стали прощаться. Мироныч сбросил передник. Отдал ухмыляющемуся Федору фуражку.

— Признал тебя городовой, да говорит: «Ладно, вроде парень стоящий, пусть идет».

Мироныч недоверчиво воззрился на него.

— Шутишь?

— Все как есть. По волосам узнал. Хорошо, что все так складно получилось.

— Маевку будем проводить, как бы трудно ни было, — сказал Мироныч. — Пусть все поймут: организация действует. Листовки для вас есть. Присылайте людей за ними. В лицее мы кое-что предпринимаем. Достанем гектограф, тогда опять наладим печатание. Но сейчас, пока полиция поднята на ноги, надо быть очень осторожными.

— Ладно, сам берегись. Нам здесь легче, кругом свои. Даже городовой Бабкин сочувствует. Прощай!

Мироныч скорым шагом пошел еще не просохшей дорогой туда, где вдалеке мигали огоньки городских домов.

Сколько раз на день пройдет по прядилке старший табельщик Егорычев и всегда возле Марфуши замедлит шаги. Как муху на мед тянет его к ней. Оглянется Марфуша — и тем доволен. «Поди-ка вот, — удивляется себе, — чем взяла, понять трудно». И лаской пробовал, и угрожал всяческими неприятностями — ничего не действует. Смеется только: «Я на вас взглянуть робею, не то что больше».

Нынче тоже остановился, и Марфуша оглянулась. Да не просто так, как оглядываются, когда чувствуют взгляд в спину, а с улыбкой. Егорычев от неожиданности моргнул, потряс головой — думал сначала, что показалось. Нет, улыбается, смотрит призывно. От улыбки на щеках ямочки появились — две такие хорошенькие ямочки.

— Утро доброе, Серафим Евстигнеевич, — ласково сказала Марфуша.

— Здравствуй, здравствуй, красавица, — заворковал Егорычев. — Хорошее настроение, вижу.

— Да уж какое хорошее, — кокетливо отмахнулась она. — Мало чего хорошего.

«Не иначе смирилась», — решил Егорычев и предложил блудливо:

— Зайди в конторку через полчасика. Никого не будет.

Ждал отпора, но ничего страшного не случилось. Даже не удивилась, не покраснела. Только сказала:

— Зачем же в конторку? Вы меня гулять пригласите. После смены, чтоб не торопясь погулять.

— Да куда же я тебя приглашу, чудачка, — растерялся Егорычев. — Увидит кто, разговоров не оберешься.

— Боитесь? — И засмеялась звонко. Блеснула лукаво синими глазами. — А вы приходите на бережок, ниже острова. Там кусточки скроют от чужого взгляда.

— Ах ты какая! — восхитился Егорычев. А про себя подумал: «Ну и племя бабье: грешить и то хотят с вывертом. Кусточки… Апрель еще на улице, а она — кусточки».

— Когда же прийти скажешь?

— Часикам к шести, не раньше. Домой еще надо забежать. Да и темняет поздненько теперь.

Ушел Егорычев. Жирные щеки порозовели, поглаживает нафабренные усы, ухмыляется, представляя приятную встречу на берегу Которосли.

Часом позднее проходил по прядилке Крутов. Марфуша незаметно кивнула: все в порядке. Федор, не задерживаясь, прошел по проходу к машине Андрея Фомичева.

Андрей работал в исподнем, блестел лоб от пота. Оторвался на миг, глотнул из чайника, стоявшего на окне, холодной воды. Жарко в прядилке.

— Стараешься, даже взмок. Хозяину набить мошну спешишь?

— Не только ему, — не обидевшись, сказал Фомичев, — и себе хочу приработать. Все-таки дом строю.

— Я пошутил. — Федор оглянулся — нет ли кого, сообщил вдруг радостно, с озорством: — Мужики сейчас трепались: сегодня вроде прибудет кто-то из города. Не иначе опять листовки появятся.

Фомичев насторожился, тоже огляделся вокруг.

— От Марьи Ивановны товарищ?

— Эва, хватил! — воскликнул Федор. — Ты со своим домом от всего отрешился. Тю-тю твоя Марья Ивановна. Арестовали, говорят.

— Что ты! — посочувствовал Фомичев. — Я ведь и в самом деле ничего не знаю… От кого же тогда прибудет человек?

— Кто его знает. Чай, сам по себе. Нынче многие этим занимаются. Напечатает сам и раскидывает сам. Одному-то еще надежнее.

— Чудеса какие-то рассказываешь, — с недоверием проговорил Фомичев. — Как это сам напечатает? Машина для этого нужна.

— За что купил, за то и продаю. Ты думаешь, я верю? Но говорят. Приедет будто на лодке. Из наших кто-то согласился встретить его — в курилке об этом мужики шептались. В кустах, ниже острова встречать будут. А потом на фабрику проведут… Не знаю, как это они мимо сторожа… — Федор беспокойно договорил, торопясь: — Хоть бы в гости зашел когда. Или теперь женился, так молодую на глаза людям боишься показывать — уведут?

— Не говори не дело. — Фомичев обиженно надулся, отвернул лицо. — Выберем времячко, зайдем, посидим. Вот уж отстроюсь, тогда…