Газета День литературы - Газета День Литературы # 008 (1998 2)

ПРОХАНОВУ — 60.

МНОГАЯ ЛЕТА!

Когда-то в театральном альбоме, который я вел, работая в журнале "Современная драматургия", Александр Проханов написал: "Из всех театров мне интересен театр военных действий".

Я бы согласился с такой самооценкой, если только расширить понятие "театр военных действий" до театра ярких жизненных действий, где сам Александр Проханов играет одну из главных ролей.

По сути, он никогда никому не служил, а тем более — не прислуживал. Его называли "соловьем генштаба", и это соответствовало истине до тех пор, пока наш генштаб соответствовал своей стратегической задаче; в генштабе разваливающейся армии Александру Проханову делать нечего…

Зная его много лет, я прекрасно понимаю, почему он сам не рвется на роль политического лидера, хотя энергии и политического таланта у него не меньше, чем у того же Вацлава Гавела… И, может быть, в роли лидера активной наступательной оппозиции он оказался бы крайне полезен и нации, и государству.

Но оказался бы ненужным его пластический, изобразительный дар. Политика — это лишь один из творческих миров Александра Проханова. Это один из актов его грандиозной мистерии. Сколько известнейших политических персонажей в нынешней России говорят его языком, стремятся осуществить его концепции?! Я бы не рискнул назвать их марионетками. Нет. Создав образ, очертив модель развития образа, Александр Проханов как бы отпускает своих реальных политических героев на свободу, и они уже сами определяют свою дальнейшую орбиту… Не знаю, осмелится ли когда-нибудь кто-нибудь из них признать тот первичный импульс, который дан был их движению Прохановым, но Проханову и не требуется это признание. Само творение, сам творческий процесс для русского художника есть — высшая задача. Успех и признание мало что добавляют в его внутреннюю жизнь…

Потому он и в партию никогда не вступал — для полноты своего осуществления.

При этом Проханов никогда не мыслил себя вне идеи государственности. Он безнадежно влюблен в высшую красоту государственного построения. И потому — был очарован Петром Великим, а в двадцатом веке — Жуковым, Сталиным, Королевым, Туполевым, могущественными генералами оборонки, создавшими мощь нашей сверхдержавы.

Я уже неоднократно сравнивал Проханова с поздним Маяковским, впрочем, такие сравнения приходили на ум и его друзьям по литературному поколению… Одинаковое с Маяковским ощущение трагичности воспеваемой державной красоты, одинаковый утопизм и романтизм, даже одинаковое рождение в Грузии, на окраине русской империи.

Общая любовь к метафоре, мгновенные убийственные уколы в адрес противника, служение государству, но не его чиновникам.

Александр Проханов — несомненное дитя русского авангарда. Это послужило еще одной причиной возникновения все возрастающей трагичности его мироощущения. Он — стилистически — далек от русского традиционализма, что, впрочем, и не скрывал, если вспомнить его давние жаркие дискуссии на страницах "Литературной газеты" с Борисом Можаевым и другими лидерами деревенской прозы. Дискуссии были дружескими, касались лишь отношения к слову, и потому с крушением нашей Державы так легко нашли общий язык все защитники русской государственности — мистический Юрий Кузнецов и песенный Николай Тряпкин, метафорист Александр Проханов и реалист Юрий Бондарев… Но в кругу мастеров деревенской прозы Александр Проханов чувствует себя не вполне органично именно из-за своей эстетики, а казалось бы, близкий ему эстетикой эксперимента круг современных городских писателей от Владимира Маканина до молодых постмодернистов откровенно чужд и даже порой враждебен Проханову своим прозападническим настроением, политическим либерализмом.

Он становится одиноким и на пиру традиционалистов — своей эстетической чужестью, и на пиру новаторов — своей государственностью и нескрываемым имперским подходом.

Его "Агентство Дня" — это нескончаемый поток метафор, парад метафор. Этот парад еще более усиливается, достигая какого-то сюрреалистического, гиперреалистического, в духе Сальвадора Дали и Кирико, звучания в эссеистике, выносимой на первую страницу газеты "Завтра". Не случайно — его любимые художники Босх и Брейгель, не случайно он увлекался в юности Набоковым и Платоновым.