Array Коллектив авторов - Притяжение Андроникова

В полуграмотном и живописном рассказе преданного памяти Лермонтова старика – через столетие ярче проступает трагизм судьбы поэта. Рассказывает Андроников, и видишь самого старика-сторожа, который судит обо всем по-своему и даже бабушку укоряет в самовластии; видишь горе бабушки, потерявшей гениального внука, и самого поэта видишь. Искусство Андроникова связывает имена и лица, прокладывает мосты через десятилетия, сближает далеких по понятиям, образованности, кругу знаний людей.

Общительность, о которой я говорил как о черте личного характера, есть и черта его характера в творчестве. Андроников обладает высокой профессиональной осведомленностью, но его наука не замкнута, и этот естественный демократизм – в родстве с общительностью, как живым проявлением натуры. Он знаком с тысячами людей прошлых времен столь близко и основательно, что не простил бы себе, если бы не перезнакомил с ними и тысячи своих живых знакомцев – современников.

Историко-литературной науке Андроников сделал лучшую честь, привлекая к ней сердца многих. Искусству устного рассказа сообщил существенное содержание, поэзию научного разыскания. И в русскую культуру наших дней вошел как уникальное явление: человек-театр, где он сам и драматург, и режиссер, и единственный исполнитель бесчисленных ролей.

Ираклий Луарсабович был представителем веселой науки, науки праздничной, радующей людей и его самого. Он воспринимал каждое свое открытие как праздник для себя и для тех, с кем он этим открытием делится. Он был очень чуток к другим людям, и это питало его удивительный дар подражания, которое никогда не было злым или обидным. Он умел проникнуть в психологию, душу любого человека, в том числе и писателя, почувствовать скрытые мотивы его поведения, его творчества, и этим объясняются многие его научные и художественные открытия. У него был дар глубокого понимания других людей. Наука была для него радостным творчеством, хотя страданий в его жизни было очень много…

Он был представителем и грузинской культуры, и петербургской научной школы одновременно, и это сочетание праздничного, живого и академически строгого придавало его литературной работе редкостное своеобразие.

Новое в искусстве часто появляется с улыбкой. Когда русский теоретик литературы Остолопов писал о молодом Пушкине, он говорил, что «Руслан и Людмила» – сказочка, которая в таком качестве может быть принята в литературе, хотя и нарушает литературные правила.

Жанр романа формировался в эпоху Сервантеса. Старший из европейских романов, широко построенный, уже наиболее психологический – «Дон Кихот Ламанчский» – в то же время почти пародия на роман, на рыцарский или плутовской. Я узнал Ираклия Андроникашвили, когда при виде его все радостно улыбались, потому что он хорошо показывал, как говорят другие.

Он был великим пародистом, причем его пародия не была принижающей. Его метод пародирования состоял в том, что он интуитивно понимал человека, его способ мышления – и говорил за него.

Его искусство уже тогда было в том, что он восстанавливал звуковую форму слова, то есть возвращал литературу к словесности. Еще «Илиада» и русские былины были словесными произведениями.

Мы так много читаем, мы столько собрали литературы, что стали забывать о слове звучащем. А слово писаное, например, мир снов Пушкина – потому так превосходно, что оно – звучащее слово. Великие поэты создавали свои стихи не только в рукописях, но и в произношении, в бесчисленном повторении…

Время молодого Ираклия Андроникова было превосходное весеннее время.

В Ленинграде на Невском проспекте стоял красный дом, выходящий на Мойку. Это был Дом искусства. Здесь тоже слово звучало. Люди учились писать прозу и поэзию, говоря. Здесь создавал свои стихи тогда еще очень молодой человек в длинной кавалерийской шинели – Николай Тихонов. Сюда приезжал Есенин. Здесь говорил Маяковский. Здесь читал строки своих стихов Блок…

У Казанского собора на берегу нынешнего канала Грибоедова стоял Дом книги, над которым еще в то время высился светящийся глобус. Здесь издавались детские журналы «Еж» и «Чиж». Был книжный магазин. Здесь было издательство. И напротив, там, где Гостиный двор, в амбарном помещении тоже было издательство – ленинградское издательство писателей во главе с Фединым.