Array Коллектив авторов - Притяжение Андроникова

– Андроников, Андроников…

– Ты что же, до сих пор не познакомился с Ираклием Андрониковым? Э, серый ты человек! Да-да, серый и плохо ориентированный, что тебя, как старшего военкора «Правды», отнюдь не украшает. Да-да, именно не украшает, Боря…

Пришлось признаться, в дни бурного и очень тяжелого наступления тылы отстали, и редакция фронтовой газеты оказалась далеко позади, километрах в пятидесяти. А это было немало из-за заметенных дорог, острых январских морозов. Из-за этого я только раз, да и то по чрезвычайному обстоятельству – нужно было выпросить у коллег ламповое стекло, – смог побывать во фронтовой редакции и познакомился только с начхозом. Ну, а по газете, по корреспонденциям, знал, конечно, что И. Андроников работает в редакции в должности писателя (была такая в военных газетах должность), что пишет интересно, что побывал уже и у смоленских партизан. И не зря побывал, с пользой для своей газеты. А вот познакомиться так и не удалось.

– Серый, серый ты человек, – укоризненно повторял Александр Александрович. – Раз с Андрониковым не познакомился, серый. Да-да-да.

Признаюсь, я так и оставался серым человеком до самого лета, когда наш фронт остановился, фронтовая газета оказалась недалеко от нас, в деревне с звучным названием Велеможье, где она расположилась в хорошо сохранившейся барской усадьбе со старым парком, с прудом, в котором счастливые коллеги купались, а в свободное от постоянных командировок время ухитрялись даже ловить карасей.

Вот тогда-то я и ликвидировал свою вопиющую серость и познакомился с капитаном Ираклием Андрониковым, которого до той поры знал лишь по газете да по своеобразному журналистскому фольклору, всегда окружавшему его имя. Познакомило меня с ним примечательное происшествие. Весть о нем в свое время облетела штаб нашего временно притихшего для перегруппировки фронта.

Редактировал в те дни эту газету человек в звании полковника, приобщившийся к газетному делу уже давно, но весьма оригинально. В начале тридцатых годов Осоавиахим проводил денежную лотерею. Самым завидным призом было путешествие на корабле, направляющемся в плавание вокруг Европы. Тогда для любого из нас такое путешествие было пределом мечты, и вот скромный советский служащий купил билет этой лотереи, и как раз на этот-то билет и пал столь завидный выигрыш. Несколько газет сразу же предложили ему стать их корреспондентом на время этого путешествия. И он действительно стал писать из разных европейских портов путевые заметки. Их правили, как говорят журналисты, «дотягивали до печати». Домой он вернулся уже довольно известным в корреспондентском мире человеком и обладателем усов, которые он обещал друзьям не брить до конца путешествия, да так потом и оставил как память о замечательном круизе.

К дням Отечественной войны усы эти выросли, их, по образному выражению его сотрудника Андроникова, «можно было видеть даже сзади, с затылка». Обладатель этих действительно уникальных усов, человек с хриплым голосом и жесткой редакторской рукой, и возглавлял в те дни фронтовую газету, в ней, между прочим, и сам печатал под псевдонимом бесконечную повесть из партизанской жизни.

Был в этой редакции и секретарь, карьерист и бабник, которого весь коллектив дружно не любил. Так вот, однажды ранним утром, после выпуска очередного номера, этот секретарь с девушками-корректоршами и отправился искупаться на пруд. Шел и весьма непочтительно веселил их разными байками о своем редакторе. Рассказывает и вдруг за спиной слышит столь характерный редакторский голос:

– Какая это сволочь говорит обо мне такие мерзости?

Секретарь так испугался, что со страха шарахнулся в кусты, нависавшие над омутом. И бухнулся в воду, а так как плавать он не умел, его извлекли из воды капитан Андроников и его спутницы. Редактор же в это время мирно спал.

Весть о происшествии на пруду сельца Велеможье мгновенно облетела весь корреспондентский корпус, и благодаря этому я и познакомился с одним из удивительнейших людей нашего времени, познакомился, подружился и даже, в отличие от многих его знакомых, научился точно выговаривать его чрезвычайно сложное на русский слух отчество: Ираклий Луарсабович.

Я горжусь этим знакомством и этой дружбой, начавшейся в военное время, когда не было телевидения, которое сделало этого человека столь популярным в любом конце нашей страны. Еще в том давнем разговоре, когда наш общий друг Александр Фадеев упрекал меня в серости, он рассказывал нам, корреспондентам, что это не просто человек, что он – явление, выдающееся явление! Он ученейший литературовед. Он неутомимый и наиболее преуспевший исследователь творчества Лермонтова, знающий, по словам Фадеева, о знаменитом поэте даже больше, чем тот знал сам о себе. Он журналист и писатель. И, наконец, он непревзойденный рассказчик, умеющий держать в руках любую, самую разнообразную аудиторию, в том числе и очень квалифицированных литераторов.