Брассай - Разговоры с Пикассо

Трое мужчин заняты инвентаризацией этих богатств: составляют каталог для нового выпуска журнала «Кайе д’Ар» – потрясающее издание, которое предполагает объять – а это беспрецедентная вещь для живущего художника – все творчество Пикассо. Скорее всего, собрать абсолютно все им не удастся… Даже через столетие будут всплывать какие-то его рисунки, гуаши, скульптуры, не вошедшие в полный список, укрывшиеся от глаз исследователей.

Меня удивляет, что процессом командует вооружившийся линейкой Марсель, шофер, который не сидел за рулем уже четыре года. Именно он составляет списки, определяет каждый лист в ту или иную категорию, безапелляционно объявляет: «№ 2735, графит, 30 на 36, Буажелу, 16 марта 1936 года», придавая тем самым гражданский статус каждому творению Пикассо. К моему изумлению, этот «человек из народа» прекрасно осведомлен о различных этапах творчества Пикассо и весьма грамотно оперирует специальной терминологией. Я делюсь своими впечатлениями с Сабартесом.

САБАРТЕС. Пример Марселя показывает, насколько быстро самые новаторские порывы Пикассо становятся классикой… Ни одно из его произведений, сколь бы загадочным и дерзким оно ни было, не раздражает простого зрителя, не вызывает его неодобрения или насмешки… Марсель не видит в нем ничего разрушительного или вызывающего… Полагаю, что вначале эта живопись слегка сбила его с толку. Однако за двадцать лет каждодневного и тесного общения с творчеством Пикассо он научился понимать его язык, остающийся недоступным для многих. Эта эволюция человека простой профессии доказывает, что Пикассо, обращаясь к еще не существующей публике, создает ее и сообщает ей критерии, по которым надо судить его творчество. И то, что Марсель оказался таким сведущим, обозначает лишь, что благодаря близости к живописи Пикассо период ученичества оказался для него не слишком долгим.

Глядя на проходящие перед глазами рисунки, я с удивлением заметил среди них портреты настолько кропотливо исполненные, что можно было сосчитать ресницы и трещинки на губах. Эти почти «натуралистические», классические до банальности рисунки встречаются во все периоды творчества Пикассо и, как кажется, совершенно не зависят от принятого им в данный момент стиля… Я беру один из них, на котором изображена спящая Дора Маар…

САБАРТЕС. Господи, что вы делаете! Вы берете рисунок одной рукой? Если бы это увидел Пикассо, он бы вас убил… Ни к чему он не относится с такой щепетильностью, как к грунтовке своих рисунков. Она должна быть безупречной, абсолютно гладкой, без единой морщинки. В этом он чрезвычайно неуступчив и не прощает небрежности даже друзьям. Недавно выставил за дверь одного издателя, неосторожно взявшего рисунок одной рукой и за середину, а не обеими и за края…

Сегодня утром мы – наконец-то! – идем с Пикассо и издателем будущей книги в пристройку к мастерской. Первые изваяния, которые я там вижу, я видел и раньше – это фигуры из кованого железа из парка Буажелу.

ПИКАССО. Они были сильно повреждены… Во время войны в моем замке стояли подразделения сперва французских войск, а потом и вермахта. Немцы не нанесли никакого урона. Зато французские солдаты, участники «странной войны», развлекались тем, что выбрасывали статуи в окна… Я их поправил как мог…

Потом он открывает ящики… Мне не терпится посмотреть на то, чего я еще не видел. Из-за дефицита бронзы все скульптуры – гипсовые: птицы, голуби, разные фигурки, много портретных барельефов-негативов. Есть очень любопытные оттиски. Я представляю себе, как Пикассо – с той серьезностью, какую дети и боги вносят в свои игры – отпечатывает на мягком гипсе диковинные формы, контуры, конфигурации, предметы. Он берет крышку какой-нибудь коробки, апельсин, кору дерева. А может, листок дерева, живой или мертвый? Эти опыты восходят к 1934 году, они начались еще в Буажелу… Я представляю себе, как он экспериментирует то с кондитерскими формами для выпечки, то с маленькими формочками, с которыми дети любят играть на пляже, и с удивлением замечает, что слепок простого гофрированного картона может смотреться столь же монументально, как и Великая китайская стена. А отпечаток газетного листа – мятого, скомканного, донельзя затертого – предстает скалистой вершиной… Круглые днища кондитерских форм и песочных формочек, квадратные крышки коробок с просверленными двумя, тремя или четырьмя дырочками, изображающими глаза, нос и рот, наводят на мысль о лицах первобытных людей, похожих на идолов эпохи неолита или на парижские граффити. Часто некоторые из слепков объединяются в единую композицию. Одна из самых прекрасных представляет собой персонаж из гофрированного картона, с прямоугольным лицом, держащий в руках муляж из настоящих листьев: варварская богиня изобилия, возникшая из мифа…