Эрик Кандель - Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней

Первые шаги к научной медицине были предприняты в Вене столетием раньше, когда императрица Мария Терезия провела реорганизацию Венского университета. Императрица и ее сын Иосиф II поощряли развитие медицины, считая медицинское образование и здравоохранение необходимыми условиями благополучия государства. Императрица искала по всей Европе медика, которому можно было доверить руководство новым медицинским факультетом Венского университета, и в 1745 году пригласила на эту должность великого голландского врача Герарда ван Свитена. Он основал первую венскую медицинскую школу. Австрийская медицина стала превращаться из знахарства, основанного на философии гуманистов, идеях Гиппократа и Галена, в практическую дисциплину, основанную на естественнонаучном методе.

В 1783 году Иосиф II приказал построить для медицинского факультета подобающий комплекс зданий, а в 1784 году Андреас Йозеф фон Штифт, преемник ван Свитена, открыл Венскую общую больницу. Небольшие городские лечебницы были закрыты, и все медицинские структуры сосредоточились в одном комплексе, включавшем главное здание, родильный дом, больницу для младенцев, лазарет и психиатрическую лечебницу. Венская общая больница стала крупнейшим и современнейшим медицинским учреждением в Европе. Работавший в Берлине Рудольф фон Вирхов, отец клеточной патологии, называл медицинский факультет Венского университета “Меккой медицины”.

В 1844 году руководство факультетом перешло от Штифта к Карлу фон Рокитанскому ( рис. 2–1 ), который внедрял в биологию и медицину новаторские принципы и подходы. Вдохновляясь идеей Дарвина о том, что людей наряду с другими животными следует изучать как биологических существ, Рокитанский за следующие 30 лет поставил изучение медицины в Венском университете на научную основу, основав вторую венскую школу. Это обеспечивалось методичным поиском связей клинических наблюдений с результатами вскрытий. В Париже практикующий врач был сам себе патологоанатомом. В результате врачи проводили слишком мало вскрытий, чтобы стать подлинными профессионалами в диагностике. Рокитанский же развел клиническую медицину и патологическую анатомию и отдал руководство отделениями профессионалам. Пациентом при жизни занимался сотрудник клинического отделения, а после смерти – патологоанатом; затем оба врача совместно анализировали результаты.

Успеху этого начинания способствовали два фактора. Во-первых, тело каждого пациента, умиравшего в Венской общей больнице, вскрывали под руководством единственного патологоанатома. В 1844 году эту должность занял Рокитанский. Примерно за 30 лет он и его ассистенты провели около 60 тыс. вскрытий [9], накопив богатейшие знания о заболеваниях органов и тканей. Во-вторых, в Венской больнице работал выдающийся клиницист, бывший студент Рокитанского Йозеф Шкода. Его мастерство в области клинической диагностики было сравнимо с мастерством Рокитанского в области диагностики патологоанатомической. Рокитанский и Шкода сотрудничали и выработали отношение к своей работе как к общему делу, что помогло наведению мостов между специальностями.

Рис. 2–1. Карл фон Рокитанский (1804–1878).

Это тесное сотрудничество позволило венской медицинской школе связывать знания о болезнях, получаемые у больничной койки, со знаниями, получаемыми в прозекторской, и использовать методично выявляемые связи для разработки рациональных, объективных методов изучения болезней и их точной диагностики. Все это способствовало выработке новых представлений о соотношении клинических данных с патологоанатомическими.

Рокитанский был последователем итальянского патологоанатома Морганьи, спорившего с Галеном. Морганьи доказывал, что клинические симптомы возникают из-за нарушения работы определенных органов. По мнению Морганьи, чтобы разобраться в болезни, нужно было найти ее источник [10]. Кроме того, Морганьи считал, что результаты вскрытий можно использовать для проверки гипотез, выдвигаемых в ходе клинических обследований. Он внедрил новый подход к медицинской терминологии, предполагающий, что болезнь следует называть по ее биологическому источнику, по возможности – по органу, в котором она возникает. Так получили собственные названия, например, аппендицит, рак легких, сердечная недостаточность и гастрит.