Паола Волкова - Мост через бездну. Импрессионисты и XX век

Для него цвет – это все, это возможность передать все нюансы своего отношения к предмету изображения. Он пишет в одном из писем: «Я никогда не думал, какого рода преступление можно совершить при помощи синего и зеленого». Для него цвет – это такая активность воздействия, что именно о цвете он больше всего заботится, цветом своих вещей он более всего занят. И не только цветом. Для него цвет сам по себе является психологическим, образным, эмоциональным средством передачи своих впечатлений о натуре, о мире. Если у импрессионистов сюжет, или драматургическое действие, которое происходит в картине, ослабевает, то у Винсента Ван Гога все-таки всегда в картинах присутствует рассказ. В этом он придерживается принятых жанров живописи: это пейзажи, это жанровые картины, это портреты и натюрморты.

Натюрморты, пейзажи, портреты – это все классические направления в искусстве. Но видит Ван Гог иначе, чем все. И свое видение, перенапряженное, очень глубокое, очень активное, он передает через цвет и форму, через мазок. Даже самая лучшая, самая замечательная репродукция не может передать того впечатления, которое оставляют картины Ван Гога, когда находишься в непосредственной близости от них. В музее Ван Гога в Амстердаме больше пяти или шести картин сразу посмотреть невозможно: вы не просто устаете, а вы перенапрягаетесь. Эти картины вам так много дают и так много у вас забирают – именно благодаря своей энергетике, мощной и активной силе. Вы не можете оторвать от них глаз, вы все время рассматриваете, как эта форма живет у него в картинах, как ложатся мазки. У Ван Гога никогда не бывает повторений. Вероятно, можно даже составить такой реестр, как, например, реестр сюжетов у Босха. А у Ван Гога будет реестр мазков: мазок как сюжет, мазок как впечатление, мазок как способ наложения краски на холст, мазок как движение кисти. И вот это сочетание цвета с мазком создает необыкновенно энергетическое мощное движение художественной жизни на холсте. И в этом отношении Ван Гога нельзя сравнить ни с кем.

Очень интересное впечатление производят копии, которые он делает с картин. Когда вы хорошо знаете картину, с которой он делает копию, то можете, конечно, их сравнить. Это, например, его копии с картин Делакруа – «Пьета», «Добрый самаритянин». Есть и другие копии. Глядя на них, вы понимаете, что разница не в степени таланта или художественности образа. Дело именно в мощной, как огнеплавильная печь, энергетике, которая создается через контур, через мазок.

То же впечатление производит его знаменитый автопортрет с отрезанным ухом, который он написал после своего конфликта с Гогеном в Арле.

Эжен Делакруа. Пьета. 1850. Национальный музей, Осло

Эжен Делакруа. Добрый самаритянин. 1849. Частная коллекция

Ван Гог изображает себя в шапочке, ухо у него перебинтовано. И на этой шапочке топорщится шерсть или мех, топорщится так, что вам кажется, будто это обнаженные больные нервы. Вы чувствуете физическую боль, глядя на этот автопортрет, на это зеленое пальто, на этот желто-зеленый глаз. Это прекрасно, и очень мучительно, с другой стороны.

Винсент Ван Гог. Автопортрет с отрезанным ухом. 1889.

Взглянем на его знаменитые «Подсолнухи». Когда говорят «Ван Гог», то говорят слово «Подсолнухи». От них просто нельзя оторвать глаз. Посмотрите, как написан глиняный кувшин. И каждый подсолнух – это солнце, это такие горящие огненные солнца с листьями. Невозможно понять, каким образом вообще художник смог это изобразить, какой внутренний творческий накал, какой гений, какую неповторимую индивидуальность надо иметь для того, чтобы создать этот язык, не имея ни школы, ни учителей. Ну, что такое школа Кормона или Мауве! Нет, Ван Гог сам создал свою форму. Он сам создал свой язык в живописи, точно так же, как он создал его в своих письмах.

И когда он покинул Париж, он уже нашел себя, как бы определил себя как художника. И именно Тулуз-Лотрек, который вообще довольно интересно прошивает собой его жизнь, посоветовал ему уехать на юг Франции. А Тулуз-Лотрек был человеком очень проницательным, сверхумным и сверхчувствительным. Он любил Ван Гога и очень хорошо понимал его как художника. Более того, когда в 1890 году, в год смерти Ван Гога, впервые были выставлены в групповой экспозиции его работы и кто-то из художников подверг их критике, Тулуз-Лотрек этого человека вызвал на дуэль. Он с большим вниманием относился к Ван Гогу, очень чувствовал его ранимость, его уязвимость. И в 1888 году именно Тулуз-Лотрек посоветовал ему уехать в Арль. И Ван Гог уехал в Арль.