Рахман Бадалов - Мужчина и женщина - бесконечные трансформации. Книга вторая

Не в качестве киномана, каковым не являюсь.

И не в качестве знатока изящных искусств, каковым также не являюсь.

Дело совсем в другом.-

Чуть раньше, долго (может быть, и нудно) пытался убедить читателя, что Анна Каренина на протяжении десятилетий продолжает задавать мне трудные вопросы, на которые не только не могу ответить, но которые ставят меня в тупик. Тот самый случай, когда литература переросла границы литературы, и стала частью моего жизненного опыта.

Не в меньшей степени частью моего жизненного опыта стал фильм «Жюль и Джим». Но совсем по-другому. Почти как антипод романа «Анна Каренина».

«Анна Каренина» роман-тревога, роман-беспокойство. «Отчаянные страсти» Анны Карениной неотвратимо ведут её к полному разрыву со всем обыденно-человеческим и к неизбежной катастрофе. Левин [90] Левин – персонаж романа Л. Толстого «Анна Каренина». , прототип самого Льва Толстого, даже в самые счастливые минуты своей жизни, не может избавиться от мучительных вопросов. Один Стива Облонский [91] Стива Облонский – персонаж романа Л. Толстого «Анна Каренина». в любых ситуациях сохраняет безмятежность и невозмутимость, удерживая равновесие эпического романа.

В «Жюль и Джим» есть ощущение счастья, пусть короткого, неудержимого, неуловимого, промелькнувшего и исчезнувшего, но, всё-таки, счастья. Даже финальная гибель героини воспринимается не как катастрофа, а как досада свободной женщины, ну что же эти любимые мужчины, почему они так зажаты, почему не могут избавиться от комплексов.

Но, кажется, я забегаю вперёд.

Фильм «Жюль и Джим», при первом просмотре стал для меня культурным шоком. Чувства принимали фильм, разум отталкивал. Только позже, когда осознал, что фильм требует от зрителей непременного отказа от моральных догм, не столько сочувствия, сколько соучастия, внутренней раскрепощённости, даже улыбки, фильм стал для меня откровением.

В этом откровении не было мучительных вопросов «Анны Карениной», только снисходительная улыбка в адрес двух мужчин, которые растерялись при встрече с женщиной, более свободной, чем они.

В этом откровении была и снисходительная улыбка в адрес самого себя, «снисходительная», потому что я был (и, увы, остаюсь), таким же зажатым, таким же закомплексованным, как они. Нет, много больше, в какие-то моменты, они, двое мужчин, могли оставаться непринуждёнными, раскованными, меня, в подобных ситуациях, разрывали бы комплексы, не хватило бы сил даже на улыбку.

Ничего удивительного, не во Франции жил, живу, в стране с иными нравами и иными правилами жизни. Откуда взяться внутренней свободе, тем более в таких деликатных вопросах. Многие мои предрассудки никуда не делись, и после просмотра, и после понимания, и после «снисхождения»

Так и остались со мной и во мне.

Наверно вся книга в целом, и настоящий опус в частности, не просто попытка рассказать другим о том, что знаю, что чувствую, что пережил за долгую жизнь, но и попытка терапии самого себя. Если перефразировать Антона Чехова [92] Чехов Антон – русский писатель, один из самых признанных драматургов мира. , попытка по капле выдавливать из себя свои предрассудки. [93] «По капле выдавливать из себя раба» – ставшая крылатой фраза А. Чехова.

По мере того, как фильм «Жюль и Джим» стал прорастать во мне, я стал понимать, мыслями, чувствами, подкоркой, что если не заклиниваться на догме «один мужчина – одна женщина», вполне счастливыми могут быть и «двое мужчин и одна женщина».

…о треугольнике «две женщины – мужчина», чуть позже, в связи с фильмом Трюффо «Две англичанка и «Континент» [94] «Две англичанки и "Континент"» – фильм Ф. Трюффо 1971 года. …

Главное, чтобы мужчины (в меньшей степени, женщина) могли преодолеть в себе собственнические инстинкты («мой», «моя»), чтобы не было в этом треугольнике «отчаянных страстей» (как в «Кармен» [95] Кармен – новела Проспера Мериме и опера Жоржа Бизе по новелле Мериме. Кармен стала символом независимой женщины, которая не подчиняется мужчинам. или в «Анне Карениной), может быть, самую малость, – всё-таки мужчина и женщина, не полная бесполость – только самую малость, чтобы всем троим было легко и покойно.

Другой вопрос, что подобный треугольник не может быть долговечен, «невыносимая тяжесть бытия» [96] «Невыносимая тяжесть бытия» – парафраз названия романа чешского писателя Милана Кундеры «Невыносимая лёгкость бытия». , рано или поздно ворвётся в него, и всё разрушит. Но мгновение есть мгновение, из него соткана жизнь, если это не мельтешение, а мгновение полноты жизни, мгновение божественного покоя.