Надежда Белякова - Кузнецкий мост и Маргарита

– Да, ладно вам! Все, кто ходят, из деревень ездят на учебу! – огрызнулся их сын Андрей.

– Тьфу! Ну-ты! Андрей! Да ты что, жизни вокруг не видишь, что ли? Видно, что из директорского кабинета правды не увидать! Паспорта-то колхозников на руки не дают! В сельсовете паспорта хранятся! Своей-то родне председатели колхозов иль своякам своим – направление, конечно, дадут. И паспорт «своему человечку» из сельсовета без запиночки выдадут. А как остальным выдать, так носом крутят и паспорт не дают на руки! Мол, рабочие руки для колхоза берегут. А без паспорта, и без направления от сельсовета, кто же на учебу то примет, кто место в общежитии даст? Как в город на работу поехать? Так бы все из колхозов на учебу по городам поразъехались бы. Держат нас в колхозах, как при крепостном праве! Сельсовет тут правит, а мы колхозники – люди подневольные! – стукнув кулаком по столу, заключил Осип.

– Да! И Рита, если захочет, когда подрастет, поступать учиться или в город поехать работать, возьмет свой паспорт с кимрской, то есть – с городской пропиской из вот этого комода. Свой законный паспорт с городской пропиской. И поедет, куда захочет и куда захочет! Ведь колхоз, если и дает направление на учебу, то ведь не кто куда захочет, а по надобности колхоза. Нужен агроном, дадут направление, кому надо в Сельскохозяйственный институт или в техникум. Нужен колхозу свой врач – пошлют на доктора учиться. А может какой-нибудь особый талант у девчонки откроется? А ты ей жизнь переломать хочешь?! И мы с отцом запрещаем тебе дочь-сироту из квартиры выписывать, где она родилась и выросла, где мать ее умирала! Выписывать ради молодой вертихвостки? Ишь, что надумал? Мало тебе, что грех на душу взял выжил из дома на улицу старуху-сироту, так и дочерей повыгонял. Не будем мы Риту в этот деревенский дом прописывать! Чтобы потом нам не унижаться, не зависеть от председателя колхоза, от того, какая ему моча в голову ударит: отдаст или не отдаст Рите паспорт, выпишет или не выпишет направление на учебу девчоночке. Запрещаем мы тебе выписывать Риту из квартиры! Мало того, что Капу из дома 15-ти летнюю, считай, как на улицу выгнал! Спасибо, что брат твой Пётр пригрел сиротку и паспорт она в Москве получила, а значит – учиться в институте сможет. И заканчивает школу она в Москве, и живет у Петра с женой его Дарьей. А сыта ли обута-одета ли сирота ты и в голову не берешь! Так еще и этой сироте-малолетке жизнь изломать хочешь!!! Мы выкормим Риту и на ноги поставим, насколько Бог нам сил и времени отпустил. Это бремя с тебя мы снимем. Но и ты – совесть-то совсем не теряй! – перешла от негодования на крик мать Андрея Осиповича.

– Хм! Директор школы…Да тебя к детям близко допускать нельзя. Проклянем мы тебя с матерью, если и такую подлость сотворишь! Проклянем, Андрей! Так и знай! – откровенно серчал Осип.

– Ладно! Успокойтесь вы! Не буду Риту выписывать из квартиры в Кимрах! Пусть учится и устраивает свою жизнь в будущем, как захочет. Ладно! Поеду я!

– Ступай, сын! – ответили согласно и в лад Анна Васильевна и ее муж.

И Рита услыхала, что заскрипела входная дверь дома. Потом резко захлопнулась.

Рита почувствовала, что это вся её прежняя жизнь для неё окончательно захлопнулась. И всё важное, и дорогое для неё в этом мире теперь живет только в ее воспоминаниях. Воспоминания о прежней ее жизни – единственная драгоценность в ее жизни. А вокруг чужой мир, незнакомый ей.

Поняла Рита, что всё сложилось так, что не до прощания с отцом стало. И, что самое лучшее в эту минуту, на цыпочках, стараясь быть бесшумной, вернуться в кровать и притвориться спящей, на деревенском матрасе, набитом запашистой соломой, натянув на голову, набитое ватой лоскутное одеяло, под которым можно выплакаться никем неуслышанной.

Так началась новая жизнь Риты, оставленной на попечении ее деревенских бабушки и дедушки. Здесь Рита и ходила в школу в Синьково за 5 км туда и пять км. – обратно.

В тот зимний день дед Осип читал газету вслух, присев поближе к окну. В такие минуты бабушка Анна Васильевна оставляла все дела и садилась рядом слушать чтение мужа. Но, если ей не удавалось тотчас прервать готовку обеда или мытье посуды, то продолжала делать это как можно тише. Бабушка любила слушать чтение мужа. Тут ее гордость за то, что смогла прожить жизнь в любви, словно обретала зримое воплощение ее счастья. Радость всей ее жизни – любимый муж, которым она всегда гордилась и любовалась. Хотя и вышла замуж не по любви, а по воле родителей, о чем вспоминала всегда с удовольствием, не раз рассказывая Рите ту давнюю семейную историю. О том, как рухнула на пол и выла, когда вышли из родительской избы сваты, который прислал к ней вдовец Осип, оставшийся с годовалой дочкой на руках. А выла потому, что любила односельчанина Семена. Но; но то ли опоздал он со сватовством, то ли уж очень беден был, но родители жестко настаивали на своем, назначив день свадьбы с Осипом. А уж с жестокостью отца Анна Васильевна с детства была знакома, с самых малых лет, когда отдал ее тятенька в няньки в другую деревню, где она и нянчила чужого хозяйского ребенка. Но однажды ясным зимнем днем, когда несла воду в дом, увидела приехавшего в ту деревню тятеньку, говорившего с кем-то посреди улицы. Бросилась к нему, обронив в снег ведро, и из-за всей силы тоски своего детского сердца, закричала: