Наука как культура ценностей в множестве, через радугу разложений ищет подлинности. Все больше и больше раскрывает в подлинном элементы и стремится разложить и собрать вновь подлинность. Как банкир, собирающий кредитки, записывал в книгах учета накопляемого, хочет накопить подлинную сумму, но в действительности сохраняет вексель для получения подлинного. Так и наука как культура творит несгораемые книги знаний, думает через них достигнуть подлинной ценности и обогатить своих кредиторов, так же оставляя в них <���книгах> наследство своего богатства, как и вторые.
Для банкира золото – подлинная ценность, для науки – отыскание подлинной причины проявлений природы, в этом заключается ценность окончательная. Но золото у первого не что иное, как условная относительная ценность известного мироздания, создавшая через себя строй жизни; наступит другая условность, и оно потеряет свою ценность. То же и в науке как культуре – ценности тоже условны и составляют ценность только фиктивную. Но подлинность открываемого в природе бесценна <���в> своей беспредметности, не имеет ни имени, ни веса, ни различия ценного между собой, в них «между» не существует. В них, или в природе, не существует и элемента, она неразделима, беспредметна.
Наука сущность разрушения <���сущность науки разрушение>, и если бы в жизни не выступала другая часть требования – «практичность», «цели» и «блага», то наука осталась бы вечно разрушаемой. Что же заключают в себе «практичность», «смысл» и «цель», «благо», воплощения разрушенного наукой целого?
В «благе» скрывает себя <���наука> в {условии} едином, но если бы даже наука лежала в «чистом смысле», как просто познавание (без цели собирания, а только разрушения во имя знания или познания целого), то уже «смысл» будет не чем другим, как воплощением в себе «целостного познания». Разрушение получило новую реальность бытия в познаваемом.
Природа для общежития суть подлинная, в неделимом понимаемая. Для науки же подлинность общежития не суть, <���для нее> суть делимая, после чего наступает реальность. Но и научная «суть» для иного познания и доказательства тоже не суть и не реальность. Наука взяла на себя непосильный труд «исследовать», «доказать», «обосновать» реальность проявлений разрушением. Вскрывая в них причинность, хочет достать механизм и показать – вот почему происходило то или иное. «Ум», «разум» сознания, «мысль» и есть те же отмычки, через которые наука собирается познать подлинность. Человек хочет познать ее умным, а в ней этого нет, она без-умна, в ней нет и разума и сознания, перед ней нет того объекта, что нужно было бы ей познать, раз-умить и осознать. Человек, говорящий с безумным, равен ему. Если человек стремится победить природу как безумную, молчаливую подлинность, хочет победить безумие или хочет войти в этот молчаливый язык безумия, и если бы ему удалось войти в него, то стал бы сам безумным.
Возможно, что человек человека понять не может потому, что в безумном не равны. Непонятная часть лежит не в разуме, не в уме, а вне ума или находится в без-умном месте, – и все, что находится в нем, непонятно другому.
Человек всегда хочет постигнуть то, что от него скрыто в непонятном, или безумном, куда ум еще не проник и не смог превратить непонятное без-умное в умное. Но и если ему удается без-умное как непонятное превратить в умное, то тем самым умное его становится безумным, оно постигло безумное, т. е. в умном существует не что другое, как поглощение безумного, и потому ум или разум состоит из без-умных вещей.
Таким образом, все умное или разумное тоже безумное как состоящее из безумных непонятных вещей. Понятие стремится каждого стоящего в уме продвинуть дальше в безумное. Ничего нет перед человеком разумного, и потому он стремится все о-раз-умить, и кажется ему, что, познавши неразумное, превращает его в разумное, становится оно как <���будто> умным, на самом деле будет только накопление безумного, без чего нет ни разума, ни ума.
С другой стороны, подлинность природы становится мудрой, разумной, разум ее выше, чем разум человека, и человек становится безумным, когда стремится познать или раз-умнить ее мудрость. Познавая ее, полагает, что познал разумом ее мудрость, на самом деле будет только воплощение без-умия в ее подлинность.
Но природа как подлинность, как я уже говорил, не может быть разумна, умна и сознательна; и также всё то, что составляет ее подлинность, должно находиться в таком же без-умном положении. Только тогда возможно подлинно быть в ней, когда человек станет вне представлений, когда перед ним исчезнут объекты и когда он как субъект в свою очередь исчезнет. Объект и субъект возможны только тогда, когда существует представление о подлинности, подлинность же не может быть представляемой, находится вне мозговых процессов мысли и представлений.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу