Лев Колодный - Илья Глазунов. Любовь и ненависть

– Тысяча, – недолго думая, ответил Илья Сергеевич.

По-моему, счет потерян, а ответил так потому, что слово «тысяча» кажется синонимом множества. Тысяча, конечно, много. Но, зная, как быстро пишет Глазунов, сколько людей встретил на долгом жизненном пути, сколько их побывало у него в мастерской, нетрудно подсчитать, что произведений этого цикла гораздо больше.

В день, когда пишу эти строчки, гостем в Калашном переулке был президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Если увезет он из Москвы портрет кисти Глазунова, то кто его увидит? На какой выставке, кто видел портреты королей, премьеров, президентов, патриархов коммунизма Брежнева, Суслова, Громыко, Косыгина?

Это не «портреты кожи», как говорит художник, подолгу рассуждая, каким должен быть истинный реалистический образ, в чем его отличие от фотографии и от авангардистских упражнений.

«Портрет кожи»! Как хорошо сказано… Умеет Глазунов говорить афоризмами и парадоксами.

«Вставная челюсть Арбата» – и это он придумал, выступая на вечере в зале Министерства иностранных дел.

Высказывает впервые не только крылатые слова, но также идеи, версии.

«Я был первым, кто публично сказал на вечере „Огонька“ в ЦДЛ, опираясь на известные мне данные, о зверском убийстве Есенина. Тогда притихший зал Центрального дома литераторов замолк, но раздались одиночные крики протеста, перешедшие во всеобщий гул: „Как он смеет!“. Однако я знал, что говорил, ибо один из самых удивительных людей, встреченных мною в жизни, Казимир Маркович Дубровский, отсидевший в лагерях около тридцати лет, рассказывал мне об этом», – прочел я у Глазунова в рукописи невышедшей книги. Портрет бывшего зэка известен по альбому художника, написавшего и этого страдальца.

Подвел, конечно, доверчивого Илью Сергеевича дорогой Казимир Маркович, работавший в Ленинграде в 1925 году врачом «скорой помощи» до ареста и долгих мучений в лагерях. Версия врача опровергнута несколькими научными институтами, проверявшими подлинность других подобных утверждений в печати. И я, занимаясь Есениным, пришел к выводу, что поэт сам свел счеты с жизнью. Но убедить в этом Глазунова не сумел. Как не убедил в том, что Михаил Шолохов, чью рукопись романа я нашел, своей рукой написал «Тихий Дон». У него свое твердое мнение: не мог бывший боец отряда чрезвычайного назначения сочинить такой роман.

Что сказать о других глазуновских мнениях и версиях – относительно масонства, истории хазар, ариев, славян, о древнейших книгах человечества и других проблемах, волнующих художника? Мне кажется, что и они не подтвердятся. Но я очень уважаю того, кто в 65 лет озабочен сложнейшими историческими проблемами, далекими от его главной специальности…

Если московские средства массовой информации замолчали вернисаж в Манеже, то питерские не рискнули пойти тем же путем, опасаясь гнева читателей, ждавших информации о выставке, открывшейся в их городе. Что газеты Санкт-Петербурга сказали народу, нам известно. За месяц ни одна телепрограмма не дала ни одного репортажа.

Никто не заметил, что то был десятый вернисаж в Манежах Москвы и Петербурга! Это достижение феноменальное, достойное книги Гиннесса. Его нужно не замалчивать, объяснять искусствоведам. Но они или бранят, или хранят молчание, как это случилось в ноябре-декабре 1995 года. За них высказались репортеры, уделившие все внимание запальчивым словам Ильи Сергеевича, его разногласиям с мэром, с авангардистами, а не картинам, собранным под крышей зала.

Вернувшись в Москву, проанализировав все публикации, я узнал, что, во-первых, Илья Сергеевич – конъюнктурщик, написавший «Черный Белый дом». Во-вторых, легкий фрондер, осмелившийся в начале перестройки набросать «Мистерию XX века». А прославился, старательно выписав на мундире Генерального секретаря ЦК КПСС пять золотых звезд Героя Советского Союза.

Жаль, что маленький семейный портрет Леонида Ильича не попал в Манеж, вообще нигде не выставлялся, хранится в семье покойного генсека. Один раз прошла в журнале его репродукция. А надо бы его показывать вместе со старыми публикациями искусствоведов в газетах и журналах. Не только для того, чтобы все увидели: на костюме защитника Малой Земли нет ни одной правительственной награды. (Кто из художников посмел представить падкого на ордена и медали главу партии и государства без хотя бы одной звезды?) Чтобы убедились, как фантазировали все кому не лень, взявшись писать с легкостью необыкновенной о большом художнике.