Ласло Мохой-Надь - Telehor

/ Они беседуют, но без особого интереса: как если бы каждый из этих двоих говорил мимо другого. Оба корчат гримасы. Внезапно барышня вскакивает.

/ Мужчина берет свою шляпу, целует жену в лоб и покидает комнату.

/ Женщина подходит к окну.

/ Дети в парках играют с мячом, дети на строительных площадках копаются в песке, повсюду смеющиеся детские лица. (Весна.)

/ Мужчина заходит в ведомство записей актов гражданского состояния.

/ Тот самый чиновник со слов мужчины вносит в большую книгу запись о родившемся ребенке. / Обстановка в доме молодых супругов убогая: замурзанные дети, совсем маленькие и побольше. Между ними мечется отчаявшаяся женщина.

/ Мужчина стоит у окна, смотрит вниз на улицу.

/ Цветущие деревья, юные барышни, автомобили, мчащиеся по светлым проселочным дорогам.

/ Мужчина берет шляпу.

/ И отправляется в ведомство записей актов гражданского состояния.

/ Тот же чиновник вносит в ту же книгу запись о новом ребенке.

/ Женщина стоит у окна.

/ Внизу дети: в парках они перебрасываются

снежками, на строительных площадках катаются на санках. Смеющиеся детские лица. (Зима.)

/ Мужчина вновь отправляется в бюро записей актов гражданского состояния, и т. д.

/ Девять мужчин в масках проходят мимо дома.

/ Женщина выбегает на лестницу, будто хочет последовать за ними.

/ Но шаги ее замедляются, лицо делается все задумчивее, и она возвращается в комнату.

/ Опять убогая домашняя обстановка, заброшенные дети.

/ Мужчина приходит домой, не здоровается с женой, со злостью кидает шляпу на кровать.

/ Самые младшие дети плачут.

/ Здание суда, где решается дело о разводе. Судья: перед ним, в кольце, два очень маленьких человечка, которые, совершая порывистые движения в разных направлениях, пытаются разойтись. Поняв, что это не получится, они поворачиваются лицом друг к другу и начинают браниться.

/ Судья протягивает руки в пространство между ними и отодвигает их друг от друга.

/ Кольцо при этом ломается.

/ Барышня поспешно убегает, держа в руках половинку кольца.

/ Барышня с половинкой кольца очень быстро бежит по улицам.

/ Какой-то мужчина в маске оборачивается и смотрит ей вслед.

/ Начинает ее преследовать.

/ На перекрестке барышня пробегает мимо еще одного мужчины, чье лицо тоже скрыто маской.

/ Этот мужчина присоединяется к первому.

/ Барышня бежит теперь еще быстрее.

/ Ее преследует все больше и больше мужчин.

/ В конце концов барышня отбрасывает половинку кольца. Половинка кольца превращается в яичные скорлупки.

/ Яичные скорлупки катятся вслед за барышней, настигают ее.

/ Эти яичные скорлупки облепляют барышню, обволакивают ее целиком.

/ Образовавшееся яйцо быстро, все быстрее катится прочь.

/ Мужчины в масках – их много – бегут и бегут.

/ Яйцо же катится вниз по откосу.

/ Оно скатывается прямо под бок к фарфоровой курице.

/ Мужчины тоже катятся по тому же откосу. Они перекувыркиваются, перекатываются, как шары, некоторые останавливаются и лежат неподвижно, некоторым удается подняться…

/ Мужчины столпились вокруг фарфоровой курицы.

/ Куриная голова крупным планом. Курица моргает, веки у нее из гипса.

1925–1930

Занимаясь, как главный редактор, составлением этого номера, я руководствовался намерением показать магистральный путь развития визуального искусства, его основные тенденции. По сути, программа моего журнала состоит вот в чем: он должен отражать проблематику современных художественных форм, точно показывать взаимоотношения между всеми видами искусства, но прежде всего выявлять ту связь, которая существует между живописью, фотографией и кино.

Чтобы документально подтвердить идею единства искусства, я выбрал богатое и многообразное творчество одного-единственного художника – Л. Мохой-Надя , который, исходя из собственного опыта и на основе своей работы, уже сумел сказать очень многое по поводу этой проблемы. Мохой-Надь построил для своего творчества настолько широкий фундамент, что мы вряд ли обнаружим что-нибудь подобное у других современных художников. Мне остается лишь добавить задним числом, что я даже и не пытался дать читателям исчерпывающее представление об этом художнике (в тоненькой журнальной тетради добиться такого невозможно, да и Зигфрид Гидион включил в свое вступление лишь самую необходимую информацию). Скорее, здесь предпринята попытка выхватить из всего творчества Мохой-Надя одну специальную проблему: проблему света , которая, несомненно, – чему способствуют новые технические возможности – станет доминирующей художественной проблемой ближайших десятилетий, а может быть, и веков. Эта тенденция определенно находит выражение уже в живописи девятнадцатого и начала двадцатого века, и потому было бы неправильно говорить только о пространственной проблематике новой живописи. Исследования света как такового позволили прояснить и его особую пространственно-временную функцию. Но все-таки главной, синтетической проблемой остается сам свет . Вся абстрактная живопись является первым шагом к новым формам моделирования света. И нам предстоят дальнейшие шаги на этом пути.