Николай Коняев - Ангел над городом. Семь прогулок по православному Петербургу

На этом чертеже, запечатлевшем орла, витавшего 14 мая 1703 года в небе над головою Петра I, собственною рукою императора было начертано: «Во Имя Господне, делать по сему».

Однако воплотить в камне нарисованного Доменико Трезини орла не удалось. Фасад монастырского строения вместе с включенным в него храмом Святой Троицы были обращены на восток, к Неве. С востока предполагался и вход в собор, а это противоречило принятой в православии ориентации на восток церковного алтаря.

Когда Петр I принимал решение о возведении монастыря «Жывоначальныя Троицы и святаго благовернаго великого князя Александра Невского», вся территория города представляла собою пустынную, покрытую лесными зарослями и болотами территорию, и можно было строить монастырь где угодно. Почему решили строить его на Монастырке, которая называлась тогда рекой Черной?

Как пишет П. Н. Петров, один из первых историков Петербурга, «на месте Александро-Невской лавры находилась деревня Вихтула, которую первоначально описыватели местности Петербурга, по слуху, с чего-то назвали Викторы, приурочивая к ней место боя Александра Невского с Биргером».

Мысль о строительстве монастыря во имя Александра Невского окончательно сформировалась у Петра I, когда одержана была Полтавская победа, когда взят был 13 июля 1710 года Выборг. Как отмечено в его журнале: «Государь, будучи в Петербурге, осматривал места, где указал строить монастырь во имя Святой Троицы и святого Александра Невского».

Феодосий (Яновский) был назначен тогда архимандритом, и в присутствии Петра I он тут же водрузил два креста. На кресте, поставленном на правом Берегу реки Черной (Монастырки), была сделана надпись: «Во имя Отца и Сына и Св. Духа. Повелением пресветлого Величества на сем месте иметь создатися монастырь».

Крест на левом берегу украсили стихи:

Надпись для современного человека загадочная, а для понимающего, что «обонполный» обозначает «находящееся на другой стороне», – изумительная по своей бессмысленности. Получается, что этот крест обозначает то, что сказано на кресте, находящемся на другом берегу реки. Однако, когда началось строительство Лавры, в двустишье этом обнаружился глубокий, хотя наверняка и неведомый самому автору смысл…

Вымощенный брусчаткой и каменной плиткой проход от надвратной «Скорбященской» церкви к мосту через Монастырку ограничен сейчас каменными оградами. По левую руку находится Лазаревское кладбище, по правую – Тихвинское.

Захоронения на этих «обонполных» кладбищах начались после кончины 18 июня 1716 года царевны Натальи Алексеевны, которую можно, наверное, считать первым петербургским драматургом и которая в свободное от писания пьес время занималась воспитанием племянника, царевича Алексея Петровича.

Однако главное достоинство Натальи Алексеевны заключалось в другом.

Царевна так искренне любила все, что нравится ее венценосному брату, что Петр I не мог не ответить взаимностью. Любовь эта была столь сильна, что, желая непременно участвовать в похоронах сестры, Петр, когда она скончалась, приказал дожидаться его возвращения из-за границы. Наталья Алексеевна полтора года после своей кончины ждала погребения и была похоронена только 17 ноября 1717 года. А 25 апреля (6 мая) 1719 рядом с любимой сестрой Петр I похоронил трехлетнего сына от Екатерины Алексеевны, Петра Петровича – любимого Петрушку, Шишечку.

Потеря эта была для Петра I страшна еще и потому, что, освобождая Шишечке путь к престолу, он свел в могилу своего старшего сына, царевича Алексея, оставив в результате русский трон без наследника.

Над могилами сестры и сына царя была возведена часовня во имя Воскрешения святого Лазаря, давшая имя всему кладбищу. Со временем часовню стали называть Лазаревской усыпальницей. Это длинное одноэтажное здание с невысоким куполом расположено на берегу реки Монастырки.

Через несколько лет останки Натальи Алексеевны и Петра Петровича были перенесены из Лазаревской усыпальницы в Благовещенскую церковь, но Лазаревское кладбище так и осталось самым привилегированным кладбищем Петербурга, при Петре I для совершения там захоронения требовалось личное разрешение императора.