Борис Носик - Прогулки по Парижу с Борисом Носиком. Книга 2 - Правый берег

Западнее канала Сен-Мартен лежат два парижских вокзала – Восточный и Северный. На протяжении доброго десятилетия, в течение которого я делил жизнь чуть не поровну между Францией и Россией (куда входили, конечно, и Кавказ с Таджикистаном и Крымом), в Париж я возвращался на поезде (42 часа неторопливой езды мимо Кельнского собора и бельгийских садово-огородных кибиток) и первые шаги после возвращения делал под сводами Северного вокзала (Gare du Nord), под ставшим уже привычным стеклянным небом Хитторфа. Ну вот и Париж, вот и родная жена, в ужасе сообщающая, что не нашла места для парковки. Вон черные ребята-таможенники – хоть бы раз подошли, только один раз крикнули с улыбкой через платформу: «Икры много везешь?» – «Килограммов шестьдесят!» – крикнул я, кивнув на клетчатую сумку с черным хлебом. Вот и красноносый клошар. А вон французы, встречающие кого-то из Москвы, встревоженно бормочут невнятное: «Чернобиль! Чернобиль!» – я и слова такого не слышал, что это еще за черная быль? Что, взрыв?.. А мы-то ехали все воскресенье через Польшу, поляки купались в речке, и радио помалкивало, чтобы начальство успело без хлопот сбежать из Киева, – тоже мне, гласность!..

Потом московский поезд вдруг стал в одночасье и дороже, и опаснее самолета, а потом его отменили вовсе, старый добрый поезд Москва – Париж, жертва шоковой терапии…

Только когда перестал ездить на поезде в Москву (иногда все же еще отправлялся отсюда в Маастрихт или в Лондон, где у дочки любимый молодежный базар – Кэмдентаун), почитал я кое-что об истории огромного этого вокзала, который почти безболезненно перешел из XIX в XXI век и все еще тянет, бедняга, все служит. Почитал и о творце вокзала знаменитом Жаке-Игнации Хитторфе, что, как и многие парижане, родился не в Париже, а в соседней Германии (а многие ли из нынешних москвичей рождены были, как я, парижанин, в Москве?). Завершив образование и совершив почти неизбежное в ту пору для художника и архитектора путешествие в страну искусства Италию, молодой Жак-Игнаций вернулся в Париж, обогащенный впечатлениями и отягощенный своими собственными искусствоведческими теориями – скажем, теорией о полихромном характере античной архитектуры. С начала сороковых годов молодой Хитторф уже много строил в Париже, так что на нашей прогулке мы не раз поминали его имя. Это он завершил постройку интереснейшей церкви Сен-Венсан-де-Поль здесь же, близ вокзала. Это он обустроил знаменитую площадь Согласия после, обогатив ее фонтанами. Это он придал новые очертания Елисейским Полям, построив павильоны; он застраивал площадь Звезды низкорослыми особняками (причем сумел убедить императора в своей правоте – бывали ж такие императоры!). И Зимний цирк в Париже строил он (в соответствии со своими теориями)… А все же главным творением Хитторфа считают этот вот Северный вокзал с его многофигурным монументальным фасадом, навеянным римскими термами (кто ж им не дивился, этим банно-просветительным строениям древности?), с его необычайной легкости стеклянной крышей, поражавшей современников и, может, отчасти оправдывающей легкомыслие моей тогдашней попытки жить на два города.

Вокзал был торжественно открыт 19 апреля 1854 года (в самый разгар османовской «перестройки» и «ускорения»), и поезда со всей доступной в ту пору скоростью помчались в города, чьи символы красовались на фасаде, – в Лилль, в Брюссель (нынче элегантный «Талис» добегает отсюда до Брюсселя за два часа, а туда ведь как от Питера до Москвы), в Амстердам, а потом и на таинственный северо-восток – в Варшаву, в златоглавую Москву… С годами линии ветвились и удлинялись, количество пассажиров, проходящих через вокзал, выросло до полумиллиона (большинство из них, правда, не едут дальше пригорода, за год проходит их туда-сюда 90 миллионов), так что в конце тысячелетия пришлось французскому правительству всерьез заняться этим вокзалом (имевшим, как выяснилось, огромный запас прочности, не в пример какому-нибудь Центру Помпиду). Пришлось вложить в него миллиард (впрочем, не долларов, а франков). Реконструкция в первую очередь коснулась поездов дальнего следования: тут Франции есть чем гордиться. Скоростные французские поезда высокой скорости, ТЖВ (TGW – Train à Grande Vitesse) мчатся со скоростью 250–300 километров в час – чисто, удобно, надежно, сиди читай, пей чай (правда, дорогой и хуже, чем наш, из титанчика), звони домой (если денег не жалко), а за окном – такая красотища! До Лондона три часа (по вине архаичных английских дорог так долго), до Марселя или Женевы чуть больше (когда, помнится, писал биографию Набокова, сел поутру в поезд, полдня просидел в гостях у симпатичной сестры гения Елены Владимировны в Женеве, а к ужину в Париж вернулся без опоздания). А на вокзалах – тележки для багажа, справочные, харчевни, душевые и все, что угодно для души и тела…