Томас Гоуинг - Борода и философия

Все помнят ужасную месть Давида, когда его послы были опозорены бритьем Бород [13].

Бороду продолжали носить во всей ее славе представители этого избранного народа, и сейчас мы не смогли бы представить какого-либо патриарха, судью, священника, пророка, или взрослого царя, или совершенного Основателя нашей религии, или одного из двенадцати избранных, за исключением юного Иоанна, без этой достойной и почитаемой черты. Какой художник решился бы нанести оскорбление самым священным для нас образам, написав кого-либо из них с блестящей гладкостью выбритой наготой!

Во времена Магомета евреи продолжали придерживаться тех же обычаев, это следует из указания законодателя своим последователям стричь бакенбарды и Бороду, чтобы отличаться от евреев. И действительно, последние, во всех отношениях необычайные люди, держались за предписанные традиции со всей силой религиозного чувства и твердой убежденности. И хотя в наше время некоторые миряне, движимые желанием слиться с населением Западной Европы, могут принести убеждения в жертву удобству, их раввины неизменно остаются стойкими в своем исповедании истины и природы. Одним из наиболее долговечных впечатлений моего детства остается воспоминание о Верховном раввине Гершеле, шествующем по улицам Лондона, как последний из пророков, в темных одеждах, с длинным бледным лицом и развевающейся Бородой:

Ассирийцы и вавилоняне, как мы знаем из исследований и находок Остина Лэйарда и других, носили необычайно украшенные Бороды, что от них переняли древние персы, а кольца на их Бородах были сделаны из золота.

Древние арабы, как и их родичи евреи, носили Бороды и так же оставляли их нетронутыми, хотя вера этого народа менялась не раз. Со времен Магомета мы можем рассматривать арабов в наших целях вместе с турками и персами, поскольку все они оказывали равное уважение к Бороде, считая, что она усовершенствует и придает завершенность лицу мужчины, а также является признаком свободы, бритье же почитали знаком унижения и рабства 5. Магомет, установивший крашенье Бороды, предпочитал, чтобы она была соломенного цвета – цвет, традиционно ассоциирующийся с Авраамом. Одной из особенностей персидской ереси было предпочтение черному цвету Бороды и особой ее форме; еще к вопросу об этих мелких различиях: когда персы вели войну против узбекских татар, они взяли за обычай складывать отрезанные Бороды врагов к ногам своего шаха.

В качестве примера уважения, оказываемого Бороде, можно процитировать обычную магометанскую клятву: «Клянусь Бородой Пророка!» – а также форму просьбы: «Твоей Бородой, или жизнью твоей Бороды!» Турки указывают на свою и говорят: «Неужто ты думаешь, что эта достопочтенная Брада может лгать?» Достоверность мужского слова до такой степени принято было оценивать по Бороде, что при поисках свидетеля длина ее считалась обязательным подтверждением квалификации. Прикосновение к чужой Бороде, если только не для почтительного поцелуя, считалось у этих людей большим оскорблением. При встрече двух друзей поцеловать Бороду – иногда взаимно – соответствовало нашему рукопожатию, вопросу «как дела?», а «да сохранит Господь твою Бороду» призывало благословение на друга. В семье Борода также была предметом благоговейной привязанности: жена и дети целовали ее с нежной и уважительной любовью. Чтобы показать высокую ценность чего-либо, говорили: «Это стоит больше одной Бороды» 6.

«Позор на твою Бороду!» – выражение упрека, а «Я плюю на твою Бороду!» – глубочайшего презрения. Когда персидский шах в 1826 г. разговаривал с нашим послом (сэром Джоном Малькольмом) о русских, то, чтобы показать, как низко он их ставит, он сказал: «Я плюю на их бороды» 7.

Отрезание Бороды означало глубокое бесчестье и унижение. Известный глава ваххабитов Сауд брил Бороды в качестве наказания за тягчайшие преступления. Он долго мечтал купить жеребца у шейха племени Шахмэни, но все его предложения отклонялись. Шейх кахтанцев, когда его приговорили лишиться всех волосяных знаков отличия, при приближении брадобрея воскликнул: «О, Сауд, возьми жеребца Шахмэни как выкуп за мою Бороду!» Предложение было принято, и владелец продал жеребца за 2500 долларов, уверяя, что он не отдал бы его ни за какие деньги, если бы не нужно было спасать Бороду знатного кахтанца.