Дэвид Шилдс - Сэлинджер

А. Скотт Берг: Хемингуэй оказал огромное влияние на Сэлинджера, главным образом, на стиль письма Сэлинджера. Хемингуэй гордился тем, что пишет в соответствии с теорией, которую он называл «теорией айсберга». Как объясняет Хемингуэй в «Смерти после полудня» и в нескольких других книгах и интервью, эта теория гласит: если писатель достаточно хорошо знает то, о чем он пишет, он может опустить некоторые детали в своем повествовании. Собственно, всякий раз, когда он опускает какие-то подробности, он делает повествование более крепким, прочным. Он сравнивал эту манеру письма с айсбергом, семь восьмых которого находятся под водой, так что со стороны видна лишь его верхушка. Всякий раз, когда выносишь что-нибудь за рамки рассказа, говорил Хемингуэй, это усиливает нижнюю, невидимую часть айсберга и приносит читателю еще большее удовольствие, поскольку [читатель], в сущности, управляет рассказом, ведет его, снимая фильм в своем воображении.

Из этого следовал логический вывод. Хемингуэй говорил, что если писатель опускает что-то потому, что не продумал то, что он опускает, читатель мигом обнаруживает это, и в рассказе образуется огромная брешь.

Сэлинджер – один из лучших примеров теории айсберга. Он применял эту теорию предельно хорошо. Его рассказы обладают редкостным качеством, и каждое слово кажется подобранным вручную.

Гор Видал: Хемингуэй очень хорошо описывал насилие и охоту. Он очень хорошо показывал, как это происходит: как заряжают ружья, как выцеливают летящую птицу, как стреляют. Он описывал все это просто великолепно. И есть люди, которые любят такие сочинения. Это те самые люди, которые читают журнал Popular Mechanics .

А. Скотт Берг: Издавна считают, что Хемингуэй оказал на американскую литературу ХХ века влияние большее, чем кто-либо другой, потому что он ввел новый стиль, новый звук, который люди впервые услышали в коротких рассказах, но особенно в романе «И восходит солнце». Эта крепко сколоченная литература действительно стала господствовать. У Хемингуэя имитаторов, плохих имитаторов было больше, чем у любого другого писателя ХХ века. Я не говорю, что Сэлинджер был имитаторм Хемингуэя в прямом смысле, но полагаю, что Сэлинджер заимствовал у Хемингуэя ритм и некоторые приемы письма.

Дэвид Хаддл: Сэлинджер восхищался темпами работы Хемингуэя, его способностью ежедневно и при любых обстоятельствах выдавать страницы текста; это оправдывало применение к нему термина «профессионал». Сэлинджер писал интимную прозу в очень отличной от простого мужского стиля «папы» манере. Сэлинджер еще не был известным писателем, но уже мог сравниться с Хемингуэем в дисциплине: он продолжал стучать на машинке даже во время немецких атак.

Дж. Д. Сэлинджер(примечание автора к номеру журнала Story за ноябрь – декабрь 1944 года):

Мне 25 лет. Родился я в Нью-Йорке, а теперь служу в армии и нахожусь в Германии. Я привык к большому городу, но с тех пор, как я оказался в армии, я обнаружил, что память моя дает сбои. Я забыл бары, улицы, автобусы и лица, я больше склонен вспоминать мой Нью-Йорк по залу американских индейцев в Музее естественной истории, где я любил бросать мраморные шарики на пол… Я продолжаю писать всегда, когда удается выкроить время и найти свободный окопчик [134].

Джон К. Анру: Сообщают, что Сэлинджер продолжал работать. Не то чтобы он был безразличен к потерям, но он был очень сосредоточен на своем писательстве. Во время атак он писал под столом. Потому что стремился закончить какой-то рассказ или, возможно, начать новый рассказ.

Дэвид Шилдс: Сэлинджер возил в джипе пишущую машинку. Он засаживался в какую-нибудь стрелковую ячейку и погружался в писание. Вернер Климан видел, как Сэлинджер пишет рассказы и жадно читает журналы, которые присылала ему мать. Двое мужчин, оба в возрасте 25 лет, вместе взбирались на холм, на котором находилась столовая. Эта пара на маневрах высаживалась с одной десантной баржи и часто оказывалась в трудном положении под огнем немецкой артиллерии, когда вокруг них рвались снаряды, расскажет впоследствии Климан.

Вернер Климан: В то время он был совершенно нормальным парнем – за исключением того, что никогда не разрешал кому-либо читать его письма домой и всегда подделывал подпись офицера военной цензуры [135].

Дж. Д. Сэлинджер(выдержка из письма Элизабет Мюррей, август 1944 года):

Плохо помню события первых недель. Помню только, что лежал в канавах лицом в грязь, пытаясь выжать максимум защиты из своей каски. Как-то так. Но вспомнить ожесточенность первых боев и силу приступов паники я не могу. Что хорошо [136].